— Я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу. Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать.

Времена были уже не столь суровые, поэтому об аресте или полном увольнении речи не шло. Хрущева предполагалось не на пенсию отправить, а назначить министром сельского хозяйства: пусть еще поработает, но на более скромной должности.

Расклад был не в пользу Никиты Сергеевича. Семью голосами против четырех президиум проголосовал за освобождение Хрущева с поста первого секретаря.

Но произошло нечто неожиданное: Хрущев нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа. Ночь после заседания он провел без сна со своими сторонниками. Вместе они разработали план контрнаступления.

Никита Сергеевич точно угадал, что члены ЦК — первые секретари обкомов — поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят Хрущеву грубое нарушение партийной дисциплины. Победитель получает все.

Ключевую роль в его спасении сыграли председатель КГБ Иван Александрович Серов и министр обороны Георгий Константинович Жуков. Жуков самолетами военно-транспортной авиации со всей страны доставлял в Москву членов ЦК, а Серов их правильно ориентировал. Пытались переубедить и некоторых членов президиума.

Жуков потом вспоминал:

«Я взял на себя ответственность лично переговорить с Ворошиловым, чтобы отговорить его от группы Маленкова—Молотова. Взялся я за эти переговоры по той причине, что мы с ним все же в какой-то степени были родственниками, хотя никогда по-родственному не встречались (его внук был тогда женат на моей дочери).

Но из переговоров ничего не получилось. Ворошилов был на стороне Молотова—Маленкова и против Хрущева».

Двадцать членов ЦК составили заявление:

«В Президиум Центрального Комитета

Нам, членам ЦК КПСС, стало известно, что Президиум ЦК непрерывно заседает. Нам также известно, что вами обсуждается вопрос о руководстве Центральным Комитетом и руководстве Секретариатом. Нельзя скрывать от членов Пленума ЦК такие важные для всей нашей партии вопросы.

В связи с этим мы, члены ЦК КПСС, просим срочно созвать Пленум ЦК и вынести этот вопрос на обсуждение Пленума.

Мы, члены ЦК, не можем стоять в стороне от вопросов руководства нашей партией».

Под письмом успели собрать пятьдесят шесть подписей.

Группа членов ЦК собралась в Свердловском зале. Они заявили, что поддерживают первого секретаря и пришли требовать от членов президиума отчета: что происходит?

Ворошилов возмущался:

— Раскольники! Фракционеры! Как вам не стыдно? Да вы что, не доверяете нам, да разве мы сами не разберемся, да есть ли у вас хоть грамм партийной совести? Вы допустили беспрецедентный случай в истории партии. Что это такое? Так поступали зиновьевцы, троцкисты. Дело дойдет до того, что кто-нибудь на заводе пятьсот коммунистов соберет и к нам придет. Нас, наверное, уже танками окружили.

И точно — со времен Троцкого никто не смел выступать против политбюро. Партийный аппарат вышел из подчинения. Молотову и Маленкову пришлось согласиться на проведение пленума ЦК, на котором люди Хрущева составляли очевидное большинство. Остальные, увидев, чья берет, тотчас присоединились к победителю. Роли переменились.

Хрущев выделил из семи членов президиума, выступивших против первого секретаря, троих — Молотова, Маленкова и Кагановича — и представил их антипартийной группой. Остальным дал возможность признать свои ошибки и отойти в сторону.

К Ворошилову на июньском пленуме отнеслись по-доброму. Секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов говорил: «Глубокоуважаемый нами всеми Климент Ефремович Ворошилов».

Один из выступавших сказал:

— Когда я еще в Донбанссе бегал в пионерском галстуке, то у меня уже были воспитаны любовь и уважение к вам, товарищ Ворошилов.

Жуков, предлагая говорить откровенно, процитировал маршала: «Позвольте открыть клапаны и, как говорит товарищ Ворошилов, позвольте опорожниться». В зале засмеялись.

Микоян на пленуме заметил:

— Товарища Ворошилова мы давно знаем и не допускаем, что он может быть против единства партии. Некоторые критические замечания он сделает, но против единства не пойдет.

Члены ЦК говорили, что Ворошилова «запутали», что он попал в группу «по недоразумению». Его решили вывести из-под удара, ограничиться проработкой на пленуме. Если, конечно, он признает свои ошибки.

Но поначалу разгневанный маршал Ворошилов кричал на руководителя комсомола Александра Николаевича Шелепина:

— Это тебе, мальчишке, мы должны давать объяснения? Научись сначала носить длинные штаны!

Александр Иванович Струев, первый секретарь Молотовского (Пермского) обкома партии, говорил:

— Мне горько слушать товарища Ворошилова. Недавно он страшно восхвалял нас, он называл нас такими кадрами, что он может спокойно умирать, ибо дело партии в надежных руках. Он тогда заявлял дословно так: «Вы же наши советские Мараты». А теперь, когда мы пришли в президиум, мы стали уже пираты.

В зале засмеялись.

Андрей Павлович Кириленко, первый секретарь Свердловского обкома, обратился к Ворошилову:

— Дорогой Климент Ефремович! Больно сознавать, что такой выдающийся человек нашей партии, о котором сложились замечательные песни в народе, в такой острый момент проявил такое непростительное колебание. У вас, Климент Ефремович, есть время доказать вашу честность. Вас ввели в заблуждение, и мы ждем от вас раскаяния.

Ворошилов прежде всего пытался объяснить, что его не так поняли. Он вовсе не предлагал снять Хрущева, а всего лишь хотел по-товарищески обсудить стиль работы в президиуме ЦК. Он всячески открещивался от своих слов насчет того, что восставшие члены ЦК уже окружили Кремль танками, — «я этого не говорил».

Вмешался первый заместитель министра обороны маршал Иван Степанович Конев:

— Говорил, я подтверждаю. Вы заявили на президиуме, что «нас могут окружить танками».

Ворошилов оборвал Конева:

— Вы лжете, это клевета. Вы же маршал!

Тут взял слово Хрущев, который решил нажать на Ворошилова, и с удовольствием напомнил некоторые его прегрешения:

— Я, например, не помню, чтобы Ворошилов говорил о танках. Но с другой стороны, неправильно, когда Ворошилов оскорбляет Конева, который это утверждает. Тут нельзя полагаться на память. Но я припомню один факт для того, чтобы ты не повторял больше этого. Пусть члены пленума знают.

И Хрущев рассказал, как в декабре 1955 года председателю президиума Верховного Совета Ворошилову вручал верительные грамоты новый иранский посол. После вручения грамот Ворошилов, как положено по протоколу, имел с послом беседу, о чем посол немедленно доложил шифротелеграммой в Тегеран.

— О том, что писал иранский посол своему правительству, — откровенно рассказывал Хрущев на пленуме, — нам стало вскоре известно. Мы перехватили и путем расшифровки прочли документ. Эта аппаратура находится у товарища Серова.

Последние две фразы из стенограммы пленума потом вычеркнули — не пристало руководителю страны признаваться в том, что