по фронту со времени Гражданской войны. Мы жили в Царицыне рядом — он с твоей матерью, тогда невестой, а я с Екатериной Давидовной и Петей. Он знал меня по делам. Когда на меня наговаривали мерзость, он гнал ее от себя, зная, что я не способен на это. Но меня могли и убить, как убили многих. Эта сволочь, окружавшая Сталина, определяла многое...

2 марта 1953 года жена Ворошилова записала в дневник:

«Сегодня рано утром Клименту Ефремовичу сообщили по телефону, что Иосиф Виссарионович внезапно заболел.

К.Е. в тяжелых моментах преображался. Он становился еще более подтянутым, волевым. Таким я его не один раз наблюдала во время особенно острых ситуаций в годы гражданской войны, в критических периодах борьбы нашей партии с врагами партии и народа и в жуткие годы Великой Отечественной войны. Таким я его увидела в сегодняшнее утро.

Он почти ничего мне не сказал. Но по тому, что он в такой ранний час так неожиданно и быстро собрался, точно идет в решительный бой, я поняла, что надвигается несчастье.

В большом страхе сквозь слезы я спросила:

— Что случилось?

К.Е. меня обнял и, торопясь, сказал:

— Успокойся, я тебе позвоню.

И тут же уехал».

Маленков, Берия и Хрущев поехали на сталинскую дачу. Они увидели, что вождь без сознания. Услышав от врачей, что Сталин плох, тройка отправилась в Кремль. В сталинском кабинете собралось уже все партийное руководство.

Сразу решили вызвать в Москву членов ЦК, чтобы в ближайшее время провести пленум.

По словам Жукова, Климент Ефремович оказался как бы в стороне от главных событий:

«Ворошилов выглядел явно растерянным. По его внешнему виду было трудно понять, был ли он в тревоге, опечален или вообще не имел своего определенного мнения. Таким его можно было и раньше наблюдать в процессе работы при Сталине.

А может быть, он еще и не верил в неизбежную смерть Сталина, поэтому на всякий случай решил выждать».

5 марта в восемь вечера открылось совместное заседание пленума ЦК, Совета министров и президиума Верховного Совета. Сталин еще был жив, но соратники мысленно его уже похоронили. Маленков, Молотов, Берия и Хрущев спешили поделить власть. При распределении портфелей Ворошилова не забыли.

Николая Михайловича Шверника, при Сталине возглавлявшего президиум Верховного Совета, сделали руководителем советских профсоюзов. Главой Верховного Совета СССР (пост безвластный, но заметный и почетный) 15 марта поставили Ворошилова. Маршал, живая легенда, понадобился новому коллективному руководству страны для солидности.

В стране о реальном соотношении сил в кремлевских сферах не знали. Для большинства советских людей маршал Ворошилов оставался героем Гражданской. Он по-прежнему был очень популярен. Его новая должность этому только способствовала.

28 марта 1953 года был опубликован указ «Об амнистии». На свободу вышли больше миллиона заключенных, и были прекращены следственные дела на четыреста тысяч человек. Амнистию (теперь ее именуют бериевской) в тот момент называли ворошиловской, потому что под указом стояла подпись председателя президиума Верховного Совета Климента Ефремовича Ворошилова.

Заключенные, которым зачитывали указ об амнистии, радостно кричали:

— Ура Ворошилову!

Маршал без армии

7 февраля 1955 года на заседании президиума ЦК был сформирован Совет Обороны Союза СССР под председательством Хрущева. В Совет Обороны по традиции включили и Ворошилова. Но в реальности Климента Ефремовича использовали как декорацию. Товарищи по президиуму ЦК его и в грош не ставили.

«Ворошилов, можно сказать, не играл почти никакой роли, — вспоминал маршал Жуков. — Я не помню ни одного случая, чтобы Ворошилов внес какое-либо деловое предложение. Рассылаемых материалов он не читал и к заседаниям не готовился».

Отношение к Ворошилову менялось постепенно. В 1955 году Хрущев с женой Ниной Петровной запросто приезжали к Ворошилову на дачу. Хрущев вел борьбу со своим главным соперником — Маленковым и нуждался в поддержке Ворошилова. В 1956 году к своему семидесятипятилетию Ворошилов, «верный ученик великого Ленина, один из выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства», получил Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Но со временем Климент Ефремович стал раздражать нетерпеливого и импульсивного Хрущева. Или, точнее, Никита Сергеевич перестал себя сдерживать. Он за глаза весьма дурно отзывался о престарелом маршале, а потом принялся его откровенно третировать.

Ворошилову пересказали хрущевские слова. Климент Ефремович жаловался секретарю ЦК Шепилову:

— Дмитрий Трофимович, голубчик, ну что же у нас происходит? Как дальше жить? Как дальше работать? Он всех оскорбляет, всех унижает, ни с кем не считается. Все один, сам решает!

Шепилов резонно заметил:

— Климент Ефремович, почему вы мне это говорите? Вы же старейший член партии. Вы член президиума ЦК. Почему вы мне-то говорите?

— Вы у нас главный идеолог.

— Ну, какой я главный идеолог. Главный идеолог у нас Хрущев. Вы напрасно мне это говорите. Ставьте вопрос. У меня есть свое мнение.

Обиженный Ворошилов принял участие летом 1957 года в попытке свергнуть Хрущева с поста первого секретаря ЦК партии. Заговор затеяли Маленков и Молотов, которых Никита Сергеевич лишил должностей. А к ним присоединились Булганин, Каганович и Ворошилов, которых первый секретарь ругал при всяком удобном случае. У них было большинство в президиуме ЦК, и они полагали, что им легко удастся скинуть Хрущева.

18 июня 1957 года на заседании президиума ЦК, где обсуждался вопрос об уборке урожая и хлебозаготовках, Хрущев предложил всему составу президиума отправиться в Ленинград на празднование юбилея города.

Первым возразил Ворошилов:

— Почему все должны ехать? Что, у членов президиума нет других дел?

Каганович поддержал маршала, сказал, что у него много дел по уборке урожая:

— Мы глубоко уважаем Ленинград, но ленинградцы не обидятся, если туда поедут несколько членов президиума.

Никита Сергеевич обрушился на них в привычной для него манере. Но тут члены президиума сказали, что так работать нельзя. Маленков заявил:

— Я предлагаю изменить повестку дня и обсудить вопрос относительно грубого нарушения коллективности руководства. Стало совершенно невыносимо... Председательствующим предлагаю Булганина.

— Пожалуйста, — нарочито бодро бросил Хрущев и уступил председательское место.

Никита Сергеевич понял, что против него затеян заговор.

Маленков обвинил первого секретаря в зазнайстве:

Он обнаружил неспособность возглавлять ЦК. Он делает ошибку за ошибкой, он зазнался. Отношение к членам президиума стало нетерпимым, особенно после XX съезда. Он подменяет государственный аппарат партийным, командует непосредственно через голову Совета министров.

Маленкова поддержал Каганович:

— Хрущев систематически занимался дискредитацией президиума ЦК, критиковал членов президиума за нашей спиной. Такие действия Хрущева вредят единству, во имя которого президиум ЦК терпел до сих пор причуды Хрущева.