Шрифт:
Закладка:
Что касается самых видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными деятелями. Мы их перевели на работу заместителями председателя Совета министров. Так что я не знаю, сколько у меня теперь заместителей...
Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших рядах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.
Молотов — преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаясь, не колеблясь, он отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков.
Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь «под шартрезом» на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. На каком основании? Разве не ясно, что буржуазия — наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей — это, кроме вреда, ничего не принесет.
Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова. На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта автономия. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских притязаний на наш Советский Крым. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член политбюро. И мы категорически отклоним его надуманные предложения.
Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится достоянием товарища Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена политбюро недопустимо.
Теперь о товарище Микояне. Он, видите ли, возражает против повышения сельхозналога на крестьян. Кто он, наш Анастас Микоян? Что ему тут не ясно? С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами землю навечно. И они должны отдавать положенный долг государству, поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна...
Пока Сталин произносил этот монолог, в зале стояла мертвая тишина. Ничего подобного давно не звучало в Кремле — со времен предвоенных массовых репрессий. Вождь выступал почти полтора часа, а весь пленум продолжался два часа с небольшим.
Сталин сказал, что нужно решить организационные вопросы, избрать руководящие органы партии. Он достал из кармана френча собственноручно написанный список:
— В президиум ЦК можно было бы избрать, например, таких товарищей...
Он огласил длинный список. В него вошли все члены политбюро старого созыва, кроме уже больного Андрея Андреевича Андреева, бывшего председателя Комитета партийного контроля, и ряд новых и сравнительно молодых партийных работников.
Сталин хотел к ним присмотреться. Он собирал новичков, беседовал подолгу, объяснял, как должен работать секретарь ЦК, что должен делать член президиума. Вождь готовился заменить старое руководство...
Потом Сталин неожиданно для присутствующих предложил избрать бюро президиума ЦК (этот орган раньше не существовал и уставом партии не был предусмотрен) — по аналогии с уже существовавшим бюро президиума Совета министров.
В бюро вождь включил, помимо себя, своих заместителей в правительстве — Берию, Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Сабурова и секретаря ЦК Хрущева.
Молотова в бюро президиума ЦК Сталин не включил. Как, впрочем, и Микояна. Что касается Ворошилова, то маршал, видимо, оказался в бюро президиума случайно. Список Сталин составил сам, ни с кем не советуясь. Видимо, его рука по привычке вывела знакомую фамилию некогда очень близкого ему человека. После пленума, увидев Ворошилова в списке членов бюро, Сталин изумленно спросил:
— Как так получилось? Как это пролез Ворошилов в состав бюро президиума?
Хрущев вспоминал, что присутствовавшие переглянулись и кто-то робко заметил:
— Он не мог пролезть, вы же его сами назвали, когда выступали, и он был выбран в состав бюро.
— Не понимаю, как это получилось, — недовольно повторил Сталин.
Его слова не сулили Ворошилову ничего хорошего.
Жизнь маршала висела на волоске. На дачу к себе Сталин его больше не пускал. Он вовсе не шутил, когда называл Молотова американским шпионом, а Ворошилова — английским. Последние месяцы своей жизни вождь общался в основном с молодыми работниками Министерства государственной безопасности, приглашал их к себе на дачу. Надо полагать, готовилось большое дело...
Ворошилова, как и других, спасла внезапная смерть вождя. Но он никогда не вспоминал эти страшные времена. Признать Сталина преступником означало бы перечеркнуть и собственную жизнь.
На июльском 1953 года пленуме ЦК, когда Маленков уже прямо говорил о культе личности Сталина, Ворошилов только заметил, что «товарищ Сталин в последние годы часто стал хворать» и этим, дескать, все непорядки и объясняются.
Закончил маршал свою речь так:
— Никакой враг не собьет нас с того славного пути, который указан нам и человечеству Лениным и Сталиным. Уверенной поступью вела и будет вести советский народ наша мудрая партия к тем сияющим вершинам коммунизма, за которые боролись мы, боремся, и убеждены, что в этой борьбе выйдем победителями...
9 февраля 1956 года, накануне XX съезда партии, президиум ЦК обсуждал необходимость дать Сталину историческую оценку.
Хрущев был настроен решительно:
— Раскрыть несостоятельность Сталина как вождя. Что за вождь, если он всех уничтожает? Надо проявить мужество, сказать правду.
Ворошилов был в смятении:
— Но ведь были же враги, были! Сталин осатанел в борьбе с врагами. Тем не менее, в нем было много человеческого. Но были и звериные замашки.
Маршала поддержали Молотов и Каганович.
Им резко возразил Сабуров:
— Молотов, Каганович, Ворошилов неправильную позицию занимают, фальшивят. Был один Сталин, а не два. Надо говорить не о его недостатках, а о его преступлениях.
Точка зрения Хрущева возобладала. Президиум ЦК поручил ему выступить с речью о сталинских репрессиях.
В 1960 году Ворошилов по поручению Хрущева беседовал с Василием Сталиным. Маршал отчитывал младшего Сталина за алкоголизм и пьяные выходки. Заговорил о старшем Сталине:
— В последние годы у твоего отца были большие странности, его окружали сволочи вроде Берии. Было же так, когда он спрашивал меня, как мои дела с англичанами. Называл же он меня английским шпионом... Это все мерзости Берии, ему поддакивали Маленков и Каганович. Я лишь потому уцелел, что он знал меня