– Но лично мне кажется, что женитьба на мне не так уж и выгодна господину Тюдору, – продолжала я. – В конце концов, из-за этого ему пришлось предстать перед Королевским советом – зачем это ему? Да, я женщина богатая, что же до моей влиятельности… Ну каким влиянием я обладаю? Я бы сказала, никаким. Женившись на мне, Оуэн Тюдор не поднимется по карьерной лестнице к вершинам величия. И мы к этому не стремимся. Не ищем блестящей жизни при королевском дворе. Мы хотели бы поселиться в уединении. – В горячей просьбе я протянула к членам Совета руки. – Милорды, это все, о чем я прошу: признайте факт моего замужества и позвольте жить так, как я хочу, и там, где я выберу.

Но Глостер еще не закончил.

– Как вы могли выбрать в мужья человека, дискредитированного в глазах закона?

– Я выбрала человека, обладающего чувством собственного достоинства. Человека честного и прямого, милорд.

– Человека чести, вы говорите? – О, было заметно, что, услышав от меня эти слова, Глостер был очень доволен и даже злорадствовал. Наконец-то он нашел слабое место в нашей обороне, и я сразу поняла, к чему он клонит. – И когда же родится бастард, которого вы носите?

– Мой ребенок не будет бастардом, – невозмутимо ответила я. – Он будет рожден в законном браке, признанный своим отцом и Святой Церковью.

– Он был зачат во грехе.

– Но жить будет в благословенном свете. – Я гневно глянула на Глостера; он больше не доминировал надо мной. Да как он смеет так со мной разговаривать? – Я нахожу ваше отношение предвзятым, милорд. И не заслуживаю клеветнических обвинений. Так что если вам больше нечего сказать…

– Вы по-прежнему должны оставаться в Виндзоре, при дворе своего сына, – приказным тоном заявил Глостер; мне показалось, что теперь уже он хватался за любую соломинку, чтобы сохранить лицо.

– Нет. – Я даже позволила себе слегка улыбнуться, несмотря на то что во мне клокотало негодование. – Я не стану этого делать.

– Таков закон.

– Тогда я его проигнорирую. Я буду жить в одном из своих поместий, которые мне принадлежат на законных основаниях. Они мудро и предусмотрительно были оставлены мне для личного пользования покойным королем. И я поселюсь там вместе со своим мужем.

– А если мы будем настаивать?

– Вы действительно будете настаивать, милорды? Единственный способ решить за меня, где мы будем жить, – это применить силу. А вот если вы… – Тут я еще раз выразительно посмотрела в глаза Глостеру. – Если вы заставите меня жить в Виндзоре, я всему миру расскажу о вашем постыдном обращении с бывшей королевой Англии, королевой-матерью и французской принцессой. А также вдовой героя Азенкура. Уверена, мой королевский статус заслуживает уважения. Возможно, мне предоставят возможность выступить по этому поводу на заседании палаты общин, как вы думаете?

Глостер, который по-прежнему отказывался проявлять ко мне уважение, с размаху опустился на свое кресло.

– Боже правый, женщина! Ну почему бы вам не вести спокойную жизнь целомудренной и уважаемой вдовы?

– Я могла бы это сделать. Но выбрала другую роль – законной супруги.

– Дворцового прислужника! Ради Бога!

И поскольку на этот раз Глостер удостоил взглядом и Оуэна, тот поклонился и ответил:

– Я не всегда был слугой, милорд.

– Ко всему прочему, он еще и валлиец!

– Я считаю это честью, милорд, а не недостатком. Английский закон не может запретить мне гордиться своим происхождением.

– Гордиться своим происхождением? – Раздражение Глостера приобрело угрожающие размеры, и он вновь обратил свой гнев на меня: – Вы что, не могли присмотреть себе мужа, который бы больше соответствовал вашему статусу?

– Я пробовала, милорд. И Эдмунду Бофорту вы отказали именно потому, что его статус был под стать моему.

Этим я добила Глостера, и он это понимал. Ох, это был прямой вызов, и мое сердце от волнения стучало в груди тяжело и тревожно. Глостер, лицо которого побледнело и стало похожим цветом на старый пергамент, ожидал, что я склонюсь перед ним из-за своего прошлого. И просчитался. Поэтому он снова перевел внимание на Оуэна.

– А вы что же молчите? Мы все заметили, что вы предоставили жене одной излагать ваше общее дело перед Советом. С моей точки зрения, это недостойно человека чести. А может быть, вы для этого просто недостаточно хорошо владеете английским?

Я услышала, как Оуэн медленно вздохнул; он все еще держал в руках мои перчатки, которые я отдала ему в начале заседания. Когда мой муж заговорил, обращался он скорее к Совету, чем к Глостеру. Оуэн выглядел впечатляюще спокойным и исполненным чувства собственного достоинства. Ни один из присутствующих так и не заметил пылающего в нем возмущения из-за того, как с нами здесь обходятся.

– Я молчал, милорды, потому что речь шла о свободе женщины, которая приходится мне женой. Она имеет право сама излагать свою точку зрения, и таково было ее желание. Я согласился с ней, хотя мне и было очень трудно удержать язык за зубами, когда она стала мишенью столь грубых обвинений. В моих жилах течет валлийская кровь, но воспитывался я как джентльмен и сразу же распознаю унижение, когда сталкиваюсь с ним, как сегодня. Ни один валлиец ни за что не позволил бы подобным образом обращаться к женщине благородного происхождения, тем более к даме, которая долгое время была сияющей жемчужиной английской короны. Я чувствую ее стыд. И в полной мере отдаю должное ее смелости, которую, милорды, вы тоже наверняка заметили. Я восхищаюсь этой необыкновенной женщиной.

В наступившей тишине Оуэн преодолел разделявшее нас расстояние и, одарив ослепительной улыбкой, от которой у меня замерло сердце, взял меня за руку.

– Что я могу добавить в этой ситуации, которая теперь всем совершенно ясна? Екатерина моя жена. Она носит под сердцем моего ребенка, вы это уже знаете. Мы с ней будем жить вместе, будем растить наших детей, воспитывая их в духе преданности английской короне. Но мы не останемся в Виндзоре. И в любом другом месте, которое отвергнет королева. Она имеет право жить так, как считает нужным. А в данный момент, как мне кажется, она хочет уйти. Здоровье у Ее Величества хрупкое, ей нужно отдохнуть. И потому я прошу Совет закончить на этом заседание.

Я изо всех сил сжала его ладонь. Все повисло в состоянии зыбкого равновесия.

В наступившей тишине первым заговорил не Глостер. Слово взял епископ Лондонский.

– Пусть леди отдохнет. Мы сами рассмотрим сложившуюся ситуацию в свете услышанного, сэр.

Глостер в ярости вскочил на ноги.

– Был нарушен закон! Мы не можем закрывать глаза на тот факт, что вдовствующая королева своими эгоистичными действиями нанесла урон репутации короля и английского государства. Это