Оуэн поклонился, сдержанно и официально, как и положено образцовому слуге.

– Соблаговолите ли дать разрешение подавать на стол, миледи?

– Да, – кивнула я.

Я опустилась снова в кресло; лицо мое горело.

А что же Оуэн? Он продолжал руководить слугами, разносившими блюда с мясом и хлебом, как будто все было как обычно и ничего особенного не произошло. Я не могла припомнить более молчаливой трапезы, во время которой Оуэн, ставший моим мужем менее суток назад, все время простоял за спинкой моего кресла.

Никогда еще слуги не двигались с такой скоростью. Никогда еще нас не обслуживали так быстро. Никогда еще хлеб и эль не поглощались с таким аппетитом. Обычной болтовни почти не было, а если кто-то и говорил, то осторожным шепотом. Любопытные переводили взгляды с меня на Оуэна и обратно. Я пыталась поддерживать светскую беседу с Беатрис и отцом Бенедиктом, но потом не могла бы вспомнить, о чем именно мы говорили.

Когда напряженная атмосфера стала для меня невыносимой, я просто поднялась и без всяких извинений вышла из зала. А Оуэн остался – проследить за тем, чтобы остатки еды были розданы беднякам.

Я ожидала мужа в своей комнате, зная, что он обязательно придет. А если бы он не пришел, я бы за ним послала. Все шло не так, как должно было бы. Когда Оуэн тихо открыл мою дверь, я была уже в ярости.

– Как вы могли так со мной поступить? – бросила я, едва он успел закрыть дверь за поспешно удалившейся Гилье.

Я редко распалялась так сильно, но столь открытое противостояние в присутствии посторонних шокировало меня, а его несгибаемая бескомпромиссность вызвала приступ несвойственной мне злости. Я не допущу ни его, ни своего унижения. Я не потерплю этого! Как он мог сделать меня предметом всеобщего любопытства, когда мы с ним впервые должны были сидеть за столом вместе?

– Как вы посмели представить наш брак в подобном свете? – требовательным тоном спросила я.

Оуэн остановился у выхода, скрестив руки на груди; в его позе не было и намека на подобострастность слуги. Я же тем временем продолжала обличительную речь, пропитанную праведным гневом.

– Вам что, нечего мне сказать? – возмутилась я, с удивлением заметив, что мои руки сжаты в кулаки. И сжала их еще сильнее. – Час назад вы за словом в карман не лезли. И теперь о случившемся будут болтать все без исключения, отсюда до Вестминстера и даже дальше.

Оуэн медленно пересек комнату, не сводя глаз с моего лица.

– Это что, наша первая ссора, annwyl? – мягко спросил он.

Впрочем, в его взгляде не было даже намека на мягкость.

– Да! И не называйте меня так! Особенно на публике.

– А как же мне вас называть? Что это должно быть за обращение? Миледи?

Я проигнорировала его слова. Как и горечь, сквозившую в этом невинном вопросе, словно, выйдя замуж за Оуэна, получила право его унижать.

– Вы намерены и впредь стоять позади моего кресла во время трапезы? – раздраженно спросила я.

– Да. Именно так.

– Неужели ваша гордость безмерна? Она настолько велика, что вы не можете смириться со своим новым статусом после женитьбы на мне?

– Нет, – тихо ответил Оуэн. – Моя гордость не безмерна. Зато велика забота о вас.

– Забота обо мне? – В гневе я невольно повысила голос. – Каким же это образом публичную демонстрацию несогласия можно рассматривать как заботу обо мне? Вы привлекли к этому всеобщее внимание, создали проблему из того, что вообще не должно было стать проблемой. Мне совершенно не нравится находиться под любопытными взглядами, устремленными на меня со всех сторон. И я не буду…

– Екатерина. – Оуэн сделал шаг вперед, чтобы взять меня за плечи, и оборвал меня на полуслове, закрыв мне рот своими губами, несмотря на мое инстинктивное сопротивление. Он горячо поцеловал меня, а отпустив, продолжил: – Мы не станем добавлять ничего к тому, что уже сделали, чтобы не злить Глостера еще больше. А теперь попробуйте представить, какова будет его реакция, если я, весь в шелках и драгоценностях, буду расслабленно восседать рядом с вами и вяло заказывать себе эль и яства, пользуясь почестями, которые вы мне, безусловно, обеспечите.

Я замотала головой, признавая, что не думала об этом.

– Сомневаюсь, что это вообще пришло вам в голову, – сказал Оуэн и еще раз нежно меня поцеловал. – А вот мне пришло. Да он бы просто обрушил на нас громы небесные. Особенно на вас. Вам необходимо его расположение, Екатерина, – хоть небольшое, хоть какое-нибудь, впрочем, чем больше, тем лучше. Вам нельзя открыто враждовать с этим человеком. Этой страной правит Глостер, нравится нам это или нет. И как бы я его ни презирал, я не должен компрометировать вас еще больше.

Оуэн отступил назад и отпустил меня.

– Потому-то я останусь вашим дворцовым распорядителем и буду стоять позади вашего кресла, пока окончательно не прояснится, как обстоят наши дела.

Я смотрела на него и чувствовала, как улетучиваются остатки моего гнева. Дело было во мне. В том, что Оуэн обо мне заботится. Я подошла к нему вплотную и вздохнула, когда его руки вновь меня обняли.

– Вы предвидели это заранее, да? – прошептала я.

– Я обещал охранять и защищать вас. Я не стану посягать на ваше королевское достоинство. По крайней мере, пока мы с вами не предстанем перед лицом Королевского совета.

– Простите, что открыто бросила вам вызов.

Оуэн коротко хохотнул:

– Gan Dduw, Екатерина! Видели бы вы лица своих придворных дам! Теперь у них будет предостаточно тем для сплетен; ближайшие двенадцать месяцев языки этих женщин будут заняты болтовней, пока их иголки вышивают бесконечные алтарные покрывала. А ваш лицемерный священник едва не поперхнулся элем.

Однако несмотря на показную веселость, в глазах Оуэна я заметила тревогу с оттенком острого недовольства.

– Не думаю, что долго смогу выносить подобные трапезы, – призналась я. – Вы всегда переходите на валлийский, когда сердитесь?

– Нет. – По крайней мере, теперь ирония в его глазах была подлинной, а не наигранной. – Что же до трапез… Будем надеяться, что Глостер быстро передвигается по стране.

– А что будет, когда он здесь появится?

– Мы сообщим ему о перестановках внутри вашего двора.

Это было все, что мы могли сделать. И тем не менее я заметила:

– Так жить невозможно.

– Тогда мы переедем в одно из ваших поместий.

– А если Глостер нам это запретит?

– Заперев нас под замок? Да как он посмеет? Именно это вы сразу же ему и скажете. Вы будете жить там, где сами пожелаете.

Да, так я и сделаю.