Шрифт:
Закладка:
– Вы сможете его сейчас произнести?
– Нет.
– Вот вам и ответ.
Но я подумала, что главная причина была не в этом.
Глава пятнадцатая
Последние события очень скоро повлияли на жизнь моего ближайшего окружения в Розовой башне, причем самым неожиданным образом. Мы, как обычно, собрались в полдень у меня в гостиной на втором этаже, чтобы вместе отправиться во внутренний зал и там подкрепиться. Я подошла к столу, стоявшему на помосте, как делала это уже тысячи раз, и села в центре. Пажи начали разносить серебряные чаши с водой для рук и салфетки, здесь же сновали слуги с кувшинами эля и тарелками со сладкой пшеничной кашей на молоке. Мне и в голову не пришло подумать о некоторых практических нюансах изменившейся ситуации. Теперь же, столкнувшись с реальностью, я почувствовала, что бледнею от раздражения на саму себя. Как же бездумно я отнеслась к новому статусу Оуэна, какой слепой и бесчувственной была!
А что же Оуэн? Оуэн, разумеется, все предвидел. Он хорошо понимал, какие проблемы мы сами себе создали, и исходя из этого построил свои планы, не советуясь со мной. Возможно, он хотел уберечь меня от ненужных забот и головной боли. Или же просто знал, что я буду возражать. Так или иначе, в этот день я сделала открытие: я заполучила мужа, обладающего невиданной прозорливостью.
Вопрос, который мне следовало бы задать, казался простым, но на самом деле таил в себе множество подвохов. Где сидеть Оуэну? Как мой супруг, он имел полное право занять место за столом на помосте рядом со мной.
Опустившись в кресло, я посмотрела направо и налево. Табуреты и скамьи стояли, как всегда, и были заняты. Я подняла руку, подзывая пробегавшего мимо пажа, и приказала поставить рядом со мной еще один прибор, досадуя, что не подумала об этом прежде. Теперь же, когда возле меня накроют еще на одну персону, это снова привлечет никому не нужное внимание к происшедшим изменениям и вызовет нежелательные комментарии. Я проявила беспечность, не позаботившись об этом заранее.
Кстати, а где в это время был Оуэн Тюдор?
И тут я увидела его. Да и как было его не увидеть? Он стоял у ширмы в проходе из кухни в зал; на нем была одежда дворцового распорядителя – даже золотая цепь была на месте. Заметила его не только я, о чем свидетельствовали послышавшийся шепот и косые взгляды украдкой в его сторону, – некоторые весьма недобрые, – а также красноречивое выражение на лице Оуэна; я почувствовала, как мое счастье отравляет холодок запоздалого понимания.
Я не ожидала, что придется воевать из-за статуса Оуэна так скоро – да еще публично. Но, видно, избежать этого не удастся. Настроена я была решительно. Мой муж не должен вести себя, как слуга из моей свиты. Я никогда не пыталась привлечь к себе внимание, но сейчас встала, и все взгляды тут же обратились ко мне. Вдобавок я еще и голос повысила. Если Оуэн своим поведением заставляет меня бросить ему вызов на глазах у ближайшего окружения, – что ж, быть посему.
– Господин Тюдор. – В голосе моем, который сегодня вдруг стал необычно звонким, была взрывоопасная смесь гнева и страха.
Оуэн медленно подошел и остановился передо мной; ему приходилось глядеть на меня снизу вверх, ведь я стояла на помосте.
– Миледи?
Глаза наши встретились. На его бесстрастном лице застыло открытое неповиновение. Я понимала, почему Оуэн счел нужным бросить этот вызов, но мириться с этим не собиралась. Прошлую ночь я провела в его объятиях, и в комнате моей было жарко от огня нашей любви. Так что терпеть несправедливость я была не намерена.
– Что это значит? – громко и отчетливо спросила я.
Ответ его был не менее четким:
– У меня есть определенные обязанности, миледи.
– Обязанности? Вы мой супруг!
– Но это не освобождает меня от выполнения того, ради чего меня наняли. И за что я по-прежнему получаю плату от вас, миледи.
Гордость этого человека ранила меня в самое сердце. Гордость, граничащая с высокомерием. Но я не дрогнула.
– Мой супруг не может мне прислуживать.
– Мы обвенчались, преступив законные ограничения, миледи, не получив на это позволения. И пока мы с вами не предстанем перед Его Высочеством герцогом Глостером и Королевским советом, не объявим об изменении наших обстоятельств и изменения эти не будут официально признаны, я буду продолжать служить у вас.
– Этому не бывать! – Я была поражена, возмущена его реакцией, которой никак не ожидала. Я решила, что не позволю Оуэну унижаться, но подозревала, что сила его характера не уступает моей.
– И кто же будет заниматься этим, миледи? Что вы предлагаете?
– Я назначу вашего преемника. Вы не будете прислуживать мне и стоять позади моего кресла.
– Буду. Ведь я по-прежнему дворцовый распорядитель моей королевы, миледи.
– Я не согласна и не одобряю этого. – Я чувствовала, что проигрываю спор, но не видела способа преодолеть его упрямство.
– Вам и не нужно этого делать. Вот как будет в дальнейшем: я не сяду за один стол со своей женой, пока мой статус супруга находится под сомнением.
Тут решил вмешаться отец Бенедикт, стоявший неподалеку.
– Господин Оуэн, нет никаких сомнений в том, что ваш брак является законным.
Я махнула рукой, приказывая ему замолчать. Это касалось только нас с Оуэном.
– Вот видите – нет никаких сомнений, – сказала я.
– У вас – нет. Сомнений нет у вас, annwyl. Но оглянитесь по сторонам.
Не позволяя себе растрогаться из-за того, что муж при всех назвал меня возлюбленной, я послушалась его и вдруг поняла, что мы – Оуэн и я – находимся в центре всеобщего внимания и все вокруг замерли. Я посмотрела на тех, кто сидел за моим столом, на тех, кто ждал моей реакции. На своих придворных дам и духовника. Зрители были полны любопытства, заинтригованы; я читала на их лицах разные чувства: откровенный интерес – кто победит в этом столкновении характеров; легкую жалость ко мне из-за конфликта, который я по наивности затеяла; тень неодобрения по поводу недостойной перепалки между госпожой и слугой. И даже зависть в глазах женщин, явно неравнодушных к чарам Оуэна. Но все как один ждали, что я скажу дальше.
Я с ужасом взглянула на Оуэна.
– Итак, миледи?
Голос его звучал резко, но глаза были полны сочувствия к моему смятению. И я отступила, признав поражение в этой битве. Воля у Оуэна оказалась сильнее моей, а показывать публично наши разногласия в первый же день супружеской жизни было, конечно, отвратительно.
– Хорошо. Но знайте