class="a">[940]. В отношении поддельных заявок он считал немаловажным, что действия Мозера были мотивированы скорее бунтом против правил Казначейства, чем простым желанием обогатить Salomon. Серьезного финансового ущерба он при этом не нанес[941]. Кроме того, прокурор учел обещания Баффетта, в том числе по поводу новой корпоративной культуры.

Вместе с Бриденом из Комиссии по ценным бумагам и биржам он начал готовиться к итоговым переговорам с Salomon. Они были нужны для того, чтобы достичь соглашения, которое позволит фирме избежать обвинений. Фрэнк Баррон, адвокат из Cravath, встретился с Биллом Маклукасом, заместителем Бридена, который сообщил, что штраф, наложенный Министерством юстиции и Министерством финансов, составит 190 миллионов, а взнос в фонд реституции – 100 миллионов долларов.

Обжаловать это решение было невозможно. Фирма согласилась выплатить экстраординарный штраф.

Баффетт пытался как можно быстрее избавить компанию от имиджа «прогнившей до основания». Невзирая на ропот, он зарезал несколько сделок подряд, посчитав, что они слишком близки к опасной черте.

20 мая из офиса Обермайера позвонил Олсон и сообщил, что правительство не будет предъявлять обвинений и снимает все претензии. Генеральный прокурор США и Комиссия по ценным бумагам и биржам объявили о заключении мирового соглашения с Salomon в отношении дела о мошенничестве и других нарушениях. С учетом взноса в фонд реституции в размере 100 миллионов долларов, этот штраф оказался вторым по величине в истории Америки. В ходе урегулирования не было найдено никаких доказательств правонарушений, кроме незаконных заявок Мозера, которые были обнаружены самой Salomon. Мозера приговорили к тюремному заключению сроком в четыре месяца и уплате штрафа в размере 1,1 миллиона долларов. Ему было пожизненно запрещено заниматься профессиональной деятельностью[942]. Гутфройнду, Мериуэзеру и Штраусу был вынесен выговор за недостаточный контроль за сотрудником. Они были оштрафованы на небольшие суммы и отстранены от профессиональной деятельности на несколько месяцев[943].

Большинство наблюдателей потеряли дар речи от масштабов расплаты, несопоставимой с деянием, которое сводилось к техническим нарушениям одного из сотрудников. Многие решили, что, слишком легко признав свою вину перед правительством, Salomon отказалась от рычагов влияния на переговорах. На самом же деле крупный штраф был назначен прежде всего потому, что фирма провалила свои обязанности по своевременному уведомлению регуляторов о нарушениях. Это послужило причиной того, что Конгресс упрекнул их за сон на посту: тяжелым было не само преступление, а факт укрывательства виновного.

По оценкам Salomon, прибыль в 4 миллиона долларов, которую фирма получила от сделок Мозера, обошлась ей в 800 миллионов долларов в виде потерянного бизнеса, штрафов, пеней и судебных издержек. Статус фирмы как первичного дилера оставался неясным, хотя дело выглядело так, что вопрос будет наверняка решен в пользу Salomon[944]. Исход сотрудников замедлился, и рейтинговые агентства начали повышать уровень долговых обязательств Salomon. Клиенты стали возвращаться. Когда акции фирмы добрались до отметки в 33 доллара и поползли дальше, Баффетт объявил, что снимает с себя полномочия. Пост постоянного генерального директора занял Дерик Моган, а председателем совета директоров стал юрист Munger, Tolles & Olson Боб Денэм.

50. Лотерея

Полукругосветное путешествие, 1991 – 1995

Дав показания в Конгрессе в качестве реформатора и спасителя Salomon, Баффетт превратился из богатого инвестора в героя. Его открытые и принципиальные взгляды принесли ему успех, потому что пробудили во многих сердцах тоску по благородству, мечтам о том, что честность будет вознаграждена, а оступившийся может искупить вину и восстановить доброе имя. Даже когда фурор утих, звезда Баффетта продолжала сиять. Акции Berkshire взлетели в стратосферу, превысив отметку в 10 тысяч долларов за штуку. Состояние Баффетта составляло 4,4 миллиарда долларов. Акции Сьюзи стоили 500 миллионов долларов. А у первоначальных партнеров Уоррена было по 3,5 миллиона долларов на каждую тысячу, вложенную в 1957 году.

Когда Баффетт входил в комнату, в ней начинало искрить электричеством. Все хотели к нему прикоснуться. В его присутствии люди чувствовали себя причастными к величию. Они теряли дар речи или бормотали что-то невнятное. Все, что говорил Уоррен, окружающие воспринимали как непреложную истину, не смея подвергать его слова критике.

Баффетт вспоминал: «Свои лучшие финансовые советы я давал, когда мне исполнилось 21, но люди меня не слушали. Я мог изречь что-то гениальное, и на меня никто не обратил бы внимания. Теперь я могу говорить глупости – многие все равно подумают, что в них есть великий скрытый смысл или что-то в этом роде».

Уоррена окружала дымка славы. Репортеры звонили ему постоянно. Когда над книгами о Баффетте начали работать писатели, люди, что видели его каждый день, сочли этот ажиотаж чрезмерным. В офисе Berkshire однажды появилась женщина и начала кланяться перед Уорреном. Глэдис Кайзер была вне себя от раздражения. «Не кланяйтесь ему!» – резко бросила она.

Многие сотрудники Salomon, нынешние и прежние, не кланялись Баффетту. Он ограничивал их свободу, урезал бонусы, презирал их бизнес – и они это знали. У многих сотрудников были свои печальные истории. Вскоре национальная пресса начала говорить об очевидном различии между образом Баффетта-скромняги и его холодным рационализмом. Трудно было представить, что человек, сидящий на крыльце своего дома со стаканом лимонада в руке и рассказывающий прибаутки, – это миллиардер Уоррен Баффетт, достигший небывалых высот бизнес-мастерства. Невозможно было объяснить, каким образом он выполнял работу временного главы инвестиционного банка, если считал Уолл-стрит бандой мошенников, плутов и шулеров?

В 1991 году на принадлежность Баффетта одновременно к двум мирам обратили внимание Wall Street Journal и New Republic[945]. Обе газеты опубликовали статьи, где указывали на несоответствие между самопрезентацией Баффетта как представителя среднего класса и обитателя Среднего Запада, внезапно очутившегося в стране Оз, и его регулярным участием в «слоновьих выгулах». Статья в Wall Street Journal сопровождалась врезкой под заголовком «В круг Баффетта входят богатые и влиятельные». Ниже перечислялись имена, в списке был и Уолтер Анненберг[946]. Один из упомянутых в статье вскоре установил с Баффеттом особенно близкие отношения – а ведь на момент публикации они были знакомы всего пять месяцев.

Тем же летом Баффетт познакомился с Биллом Гейтсом. Это случилось на праздновании Дня независимости, когда Кей Грэм затащила Уоррена к своей подруге Мэг Гринфилд, в дом на острове Бейнбридж неподалеку от Сиэтла. А Гринфилд отправлялась в ближайшее владение – в гости к Гейтсам – и позвала Уоррена с собой. В то время Билл был на двадцать пять лет младше Баффетта и интересовал его потому, что прославился необыкновенным умом. Кроме того, оба мужчины лидировали в гонке Forbes. Однако к компьютерам