приехать к заливу Пеконик, писал Сцилард, он попросит Теллера отвезти его туда, «не только потому, что я считаю его мнение ценным, но и потому, что мне кажется, что Вам будет приятно с ним познакомиться. Он чрезвычайно милый человек»[1358].

Эйнштейн предпочел обсудить письмо к президенту при личной встрече. Поэтому Теллер отвез Сциларда на Лонг-Айленд в своем крепком «плимуте» 1935 года выпуска – вероятно, в воскресенье 30 июля[1359]. «Я вошел в историю в качестве шофера Сциларда»[1360], – афористически описывал это событие Теллер. Принстонский лауреат встретил их в старой одежде и домашних тапочках. Эльза Эйнштейн подала чай. Сцилард с Эйнштейном составили вместе третий вариант текста[1361], а Теллер записал его. «Да, да, – как вспоминает Теллер, говорил Эйнштейн, – это был бы первый случай, когда человек высвободит ядерную энергию напрямую, а не опосредованно»[1362]. Он имел в виду получение энергии непосредственно в результате деления ядер, а не опосредованно – от Солнца, в недрах которого в ходе ядерной реакции другого рода возникает излучение огромной силы, поступающее на Землю в виде солнечного света.

По-видимому, Эйнштейн был не вполне уверен, что поручить сообщение новостей Рузвельту именно Саксу будет лучше всего. 2 августа Сцилард написал Эйнштейну, надеясь «наконец» решить вопрос «о том, кого мы должны постараться привлечь в качестве посредника»[1363]. Тем временем он повидался с Саксом; экономист, явно стремившийся стать представителем Альберта Эйнштейна перед президентом, великодушно предложил альтернативные кандидатуры экономиста Бернарда Баруха или президента МТИ Карла Т. Комптона. С другой стороны, он активно поддерживал кандидатуру Чарльза Линдберга, хотя и не мог не знать, что Рузвельт испытывает отвращение к прогерманскому изоляционизму, который откровенно проповедовал знаменитый авиатор. Сцилард писал, что они с Саксом обсуждали «несколько более длинный и развернутый вариант» письма, которое Эйнштейн со Сцилардом составили на второй своей встрече на Лонг-Айленде; он приложил к своему письму обе редакции, длинную и короткую, и просил Эйнштейна вернуть ту из них, которая ему больше нравилась, вместе с рекомендательным письмом к Линдбергу.

Эйнштейн выбрал более длинный вариант, в который входили и составленное им короткое заявление, и дополнительные абзацы, которые Сцилард вписал, посоветовавшись с Саксом. Он подписал оба письма и вернул их Сциларду менее чем через неделю, вместе с запиской, в которой он выражал надежду «что Вы наконец преодолеете свое внутреннее сопротивление; пытаться сделать что-либо слишком умным образом всегда бывает делом сомнительным»[1364]. Что означало «вперед, смелее!». «Мы постараемся последовать вашему совету, – отвечал Сцилард 9 августа, – и, насколько возможно, преодолеть наше внутреннее сопротивление, которое, следует признать, действительно существует. К слову, мы ни в коем случае не пытаемся действовать слишком умно; нас вполне устроило бы и всего лишь не оказаться в слишком глупом положении»[1365].

15 августа Сцилард передал Саксу письмо в окончательной редакции вместе со своей собственной запиской, в которой он более подробно развивал изложенные в письме рассуждения о возможностях и опасностях деления. Он все еще не отказался от попыток связаться с Линдбергом, – на следующий же день он составил черновик письма к авиатору[1366], – но, видимо, решил тем временем попытаться воспользоваться услугами Сакса, может быть, просто чтобы дело не стояло на месте. Он настоятельно потребовал от Сакса либо доставить письмо Рузвельту, либо вернуть его.

Одно из рассуждений, добавленных Сцилардом к длинному варианту письма, который выбрал Эйнштейн, касалось человека, который мог бы стать связующим звеном между «администрацией и группой физиков, работающих в Америке над цепными реакциями»[1367]. В сопроводительной записке к Саксу Сцилард неявно предлагал на эту роль себя самого. «Если можно будет найти человека, обладающего смелостью и воображением, – писал он, – и если такой человек получит – в соответствии с предложением д-ра Эйнштейна – некоторые полномочия для действий по этому вопросу, это, несомненно, было бы важным шагом вперед. Чтобы Вы могли увидеть, чем именно такой человек мог бы помочь нашей работе, позвольте мне привести краткий отчет о предыдущей истории этого дела»[1368]. Следовавший за этим краткий отчет, на самом деле представлявший собой сокращенную и неявно выраженную автобиографию, по сути дела, описывал роль самого Сциларда за семь наполненных событиями месяцев, прошедших с того момента, когда Бор объявил об открытии деления.

Предложение Сциларда было столь же дерзким, сколь и наивным с точки зрения американской бюрократической политики. Кроме того, оно, несомненно, было вершиной его деятельности по спасению мира. К этому времени по меньшей мере венгры верили, что «ужасное военное оружие», как назвал его задним числом Юджин Вигнер, послужит на благо человечества. Вигнер объяснял:

Хотя никто из нас почти не рассказывал об этом [на этом раннем этапе] представителям власти – они и так считали нас прожектерами, – мы надеялись, что создание ядерного оружия послужит не только предотвращению непосредственно грозившей нам катастрофы. Мы понимали, что при наличии атомного оружия никакие две страны не смогут жить в мире друг с другом, если только их вооруженные силы не будут контролироваться общими для всех вышестоящими властями. Мы предполагали, что такой контроль, если он окажется достаточно действенным для предотвращения атомной войны, позволит предотвратить и войны любого другого рода. Эта надежда была почти таким же сильным стимулом наших действий, как и страх стать жертвами вражеской атомной бомбардировки[1369].

Сцилард, Теллер и Вигнер – «венгерские заговорщики»[1370], как называл их в шутку Мерл Тьюв, – надеялись, что то ужасное оружие, к созданию которого они собирались призвать Соединенные Штаты, послужит не только сдерживанию германской агрессии. Они также надеялись на то, что появление урановых бомб может сделать неизбежным установление мирового правительства и мира во всем мире.

Александр Сакс собирался зачитать письмо президенту при следующей встрече с ним. Он считал, что занятые люди видят столько бумаг, что перестают обращать внимание на печатное слово. «Наша общественная система устроена таким образом, – сказал он в 1945 году, выступая перед сенатской комиссией, – что любой политик света белого не видит от типографской краски… Об этом вопросе главнокомандующий и глава нашей страны должен был узнать непременно. Я мог передать ему эти материалы, только встретившись с ним на достаточно долгое время и прочитав их ему, чтобы информация попала ему в уши, а не осталась вокруг глаз, как тушь для ресниц»[1371]. Ему нужен был целый час наедине с Франклином Делано Рузвельтом.

Но история не оставляла Рузвельту ни одной свободной минуты. Захватив Рейнскую область, Австрию и Чехословакию просто явочным порядком,