отправились в Тунис, и бей вам спокойно позволил войти в порт на вашем полуразбитом корабле. О! Интересная история! — Затем, повернувшись к янычарам, он сказал: — Возьмите этого человека!

Железная Башка смертельно побледнел.

— Что вы хотите сделать со мной, господин? — пробормотал он.

— Я хочу заставить тебя говорить правду.

— Я и сказал правду.

— Ты мне лжешь…

— Клянусь…

— Чем ты клянешься?

— Богом или Магометом, как вам больше нравится.

— Клясться ты будешь потом.

Четверо янычар крепко схватили его, бросили на стол и связали ему руки и ноги так, что он не мог пошевельнуться. Тотчас пятый, вооруженный гибкой розгой, снял с него сапоги и чулки.

— Бейте сильнее, — сказал каид. — Этот человек недолго продержится и заговорит.

Янычар, который исполнял обязанности палача, не заставил просить себя дважды и принялся бить по ступням бедняги с такой силой, что тот кричал от боли.

На пятом ударе розги каид сделал знак.

— Будешь говорить? — спросил он, подойдя к каталонцу.

— Да, да, все, что вам угодно.

— Ты останешься связанным, и, если солжешь, мы начнем сначала.

— Как звали фрегатара?

— Канталуб, если не ошибаюсь.

— Так он не тунисец?

— Нет, француз.

— Он высокого роста, с черной бородой и глазами стального цвета?

— Да, черный, высокий… Нос у него, как клюв попугая.

— Это он! — воскликнул каид с ликующей ноткой в голосе.

— Да, это он, и пойди поищи его! — пробормотал каталонец.

— Где он сейчас?

— Я вам сказал, он отправился в Марокко.

— В какой город?

— В Танжер.

— Нет, ты что-то путаешь.

— А может, он меня обманул, господин, потому что мой синьор сказал мне, что он отправляется туда, чтобы спасти узника из Прованса.

— У него зеленая фелука?

— Да, господин, просто вся зеленая.

— И называется она «Медшид».

— Да, мне кажется, что она действительно называлась так, — ответил Железная Башка, довольный, что может ничего не придумывать.

— Кулькелуби не ошибся в своих подозрениях, — сказал каид. — У главнокомандующего орлиный глаз!

— Да уж, орлиный, — пробормотал каталонец.

— Хорошо. — Каид помолчал несколько мгновений. — Будем искать фелуку «Медшид» в портах Марокко, и, когда фрегатар будет в наших руках, мы приведем его к тебе. Посмотрим, осмелится ли он утверждать, что он добрый мусульманин.

Железная Башка с трудом унял дрожь.

— А если ты нас обманул, — сказал каид, — мы тебя истолчем в тахрисе, вот тогда ты узнаешь, что за удовольствие почувствовать, как твое тело превращается в кровавую кашу. Брюхо твое лопнет от первого же удара.

— А если я сказал правду? — спросил Железная Башка с тревогой.

— Главнокомандующий тебя наградит.

По знаку каида янычары развязали пленника и поставили его на ноги.

— Отведите его в его матамур, — приказал каид.

— Спасибо, господин, — сказал каталонец, тяжело вздыхая: он мог идти только на цыпочках, ступни у него были разбиты. — Вы сделали меня хромым.

Янычары вытолкнули его из подземного зала и отвели в камеру, заперев за ним железную дверь.

От этого шума барон открыл глаза.

— Это ты, Железная Башка? — спросил он слабым голосом.

— Да, это я, синьор, я чудом избежал смерти. Как вы себя чувствуете? Еще недавно вы бредили.

— У меня тяжелая голова, и мне кажется, что огромный молот ударяет меня по черепу. Это все от ледяных капель. Где мы?

— В тюрьме Зиди-Хассам, это отвратительное место, на мой взгляд, синьор хозяин. Мы погребены под землей.

— Я думаю, что для нас все потеряно, бедный мой Железная Башка, — сказал барон с болезненным вздохом.

— А мне кажется, нет, синьор. До тех пор, пока они не отыщут таинственного фрегатара, нам нечего бояться. А вот потом я не знаю, что они с нами сделают.

— Нормандец! — воскликнул барон испуганно.

— О нет, синьор. Речь идет о другом, которого ни вы, ни я никогда не видели. Я все подтвердил, чтобы спасти свои подошвы, которые могли навсегда остаться в пыточной, превратившись в отбивные.

— Что ты говоришь?

— Ах да, вы ведь и вправду ничего не знаете.

В нескольких словах он рассказал о допросе и пытке, по счастью недолгой, которой его подверг каид главнокомандующего флотом.

— Чтобы избежать одной опасности, ты накликал на себя другую, — сказал барон. — А что, если этого человека поймают?

— Ну, его еще не поймали, и неизвестно, найдут ли они его.

— Ты уверен, что они говорили не о Нормандце?

— Совершенно уверен, синьор. А кстати, неужели Нормандец покинул нас в опасности?

— Нет, я в это никогда не поверю.

— Может, он нас ищет вместе с мирабом?

— Я бы хотел так думать.

— Однако он ничем не сможет нам помочь. Кто сумеет вытащить нас из этой камеры, которую со всех сторон охраняют янычары?

— Мы не останемся здесь навсегда. Я знаю, что по вечерам бо́льшую часть пленников и рабов отводят на галеры для большей безопасности.

— Нас тоже отведут?

— Возможно, Железная Башка.

— И что же с нами будет?

— Нас продадут как рабов.

— Я предпочитаю рабство смерти, синьор. Если мы останемся живы, то сможем надеяться, что когда-нибудь нас освободят и мы сможем спасти графиню.

Барон печально улыбнулся.

— Она потеряна для меня, — сказал он глухо. — Кто знает, что ее ждет. Ах! Моя голова! Моя бедная голова!

— Ложитесь, господин барон. Вам необходим отдых.

Барон упал на подстилку, обхватив голову руками.

— Бедный синьор, — прошептал Железная Башка со вздохом. — Чем все это закончится?

В тот день никто о них не вспомнил. Только к вечеру пришел стражник и бросил им горсть оливок и овсяный хлебец. Это была ежедневная порция пищи для рабов-христиан.

Предсказания барона не сбылись. На ночь их оставили в их мрачной камере, а не отвели на галеру, однако они слышали, как часовые непрестанно ходят за дверью и у решетки.

На следующий день произошло нечто неожиданное, что заронило в их сердца семена надежды. Пленникам принесли скудный завтрак, состоявший из пшеничного хлебца и маленькой мисочки с прогорклым маслом. Этого рациона едва хватало, чтобы поддерживать жизнь, поскольку правители были не очень щедры с христианами, которых считали хуже собак.

Так вот, разломив хлебец, Железная Башка, к своему большому удивлению, нашел внутри маленькую серебряную трубочку, которая, конечно, не могла попасть туда случайно. В ней должно было быть что-то, что касалось именно их обоих.

— Синьор! Синьор! — закричал он барону, который поднимался с подстилки. — Что это? Я бы сказал, что это маленький футляр.

Молодой дворянин живо схватил этот предмет. Как мы уже говорили, это была серебряная трубочка толщиной не больше мизинца и длиной сантиметров пять. Вокруг нее шла какая-то гравировка.

— Что вы об этом скажете, синьор? — спросил Железная Башка, чье удивление все возрастало.

— Должно быть, кто-то ее засунул в