Шрифт:
Закладка:
Фашизм не имел корней в русском обществе и поэтому не мог утвердиться на его почве. В России революция, по духовному складу ее народа, могла быть только социалистической. «Не носит ли всякая революция специфических, характерных черт того народа, который ее проделывает? Я больше чем убежден, — приходил к этому выводу в 1918 г. колчаковский плк. Ильин, — что Ленин — это наш, русский, и весь наш большевизм — наш, русский, все это наши черты, нашего характера, нашей души, нашего духовного склада!»[2386]
* * * * *
В условиях отсутствия собственных объединительных и созидательных идей белая власть могла только разлагаться. Эту зависимость констатировал сам Колчак, отвечая на призыв Гинса: «мы должны писать хорошие законы, чтобы не провалиться», «дело не в законах, а в людях, — отвечал Колчак, — Мы состоим из недоброкачественного материала. Все гниет. Я поражаюсь, до чего все испоганились. Что можно создать при таких условиях, если кругом либо воры, либо трусы, либо невежи…»[2387].
Неизбежный итог правления всех «белых диктатур» подводил военный министр Колчака ген. А. Будберг: «С ужасом зрю, что власть дрябла, тягуча, лишена реальности и действенности, фронт трещит, армия разваливается, в тылу восстания, а на Дальнем Востоке неразрешенная атаманщина. Власть потеряла целый год, не сумела приобрести доверия, не сумела сделаться нужной и полезной». «Сейчас нужны гиганты наверху и у главных рулей и плеяда добросовестных и знающих исполнителей им в помощь, чтобы вывести государственное дело из того мрачно-печального положения, куда оно забрело». Но вместо этого повсюду «только кучи надутых лягушек омского болота, пигмеев, хамелеонистых пустобрехов, пустопорожних выскочек разных переворотов, комплотов и политически-коммерческих комбинаций»; «гниль, плесень, лень, недобросовестность, интриги, взяточничество… торжество эгоизма, бесстыдно прикрытые великими и святыми лозунгами»[2388].
Аналогичная ситуация была на Юге России, где, по словам Уильямсона, «творились жуткие интриги; и никогда нельзя было различить, кто во что верил по-настоящему»[2389]. Политические лозунги, от либеральных до монархических, являлись лишь идеологическими покрывалами, скрывавшими непримиримую борьбу частных интриг. Во всем белом движении, в отчаянии приходил к выводу Будберг: «Внутренней, идейной дисциплины, способной заставить подчинить общему свое личное, нет»[2390]. Вокруг, вспоминал кадет Н. Астров, только «насилие, порка, грабежи, пьянство, гнусное поведение начальствующих лиц на местах, безнаказанность явных преступников и предателей, убогие, бездарные люди, трусы и развратники на местах, люди, принесшие с собой на места старые пороки, старое неумение, лень и самоуверенность»[2391].
К подобным выводам в итоге приходили и наиболее видные представители «белого мира», такие как Бунин, который в те годы писал: «Добровольцев везде бранят, говорят, что спекулируют и берут взятки почти все. И только теперь очевиднее становятся причины краха: разложение белого движения, его неспособность победить — при отсутствии положительной общей идеи, моральном упадке, полной потере опоры на народ»[2392]. «Без опоры на прочное сочувствие населения ничего не сделать… — признавал Будберг, — Власть должна быть сильной — и ею не была; она должна быть глубокой, т. е. близкой, полезной и нужной населению, — этого и в помине не было… Власть оказалась только формой без содержания… Надо откровенно сознаться: мы обманули надежды обывателя, и нам веры нет, особенно словам»[2393].
«Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера, — признавал митрополит Вениамин (Федченков), — Правда, они готовились к этому десятилетия. А что же мы все (и я, конечно, в том числе), могли противопоставить им со своей стороны? Старые привычки? Реставрацию изжитого петербургского периода русской истории и восстановление «священной собственности», Учредительное собрание или Земский собор, который каким-то чудом все разъяснит и устроит? Нет, мы были глубоко бедны идейно. И как же при такой серости мы могли надеяться на какой-то подвиг масс, который мог бы увлечь их за нами? Чем? Я думаю, что здесь лежала одна из главных причин поражения нашего белого движения: в его безыдейности! В нашей бездумности!»[2394]
«Сомнительные авантюристы, терзающие Россию при поддержке западных держав, — Деникин, Колчак, Врангель и прочие — не руководствуются никакими принципиальными соображениями и не могут предложить какой-либо прочной, заслуживающей доверия основы для сплочения народа. По существу, — приходил к выводу Г. Уэллс, — это просто бандиты…»[2395].
Лидер российских либералов Милюков запоздало, в сентябре 1921 г., признавал: «После Крымской катастрофы, с несомненностью для меня выяснилось, что даже военное освобождение невозможно, ибо оказалось, что Россия не может быть освобождена вопреки воле народа»[2396]. Савинков был более четок в определениях: «Правда в том, что не большевики, а русский народ выбросил нас за границу, что (мы) боролись не против большевиков, а против народа…»[2397].
* * * * *
«Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии. Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя которых эти массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были заражающие символы… И только большевизм оказался способным, — приходил к выводу Бердяев, — овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным отношениям»[2398]. Советское правительство, — подтверждал Г. Уэллс, — «это — единственное правительство возможное в России в настоящее время. Оно воплощает в себе единственную идею, оставшуюся в России, единственное, что ее сплачивает»[2399].
«В действительности же Советская власть при всех ее дефектах — максимум власти, могущей быть в России, переживающей кризис революции, — подтверждал из эмиграции А. Бобрищев-Пушкин, — Другой власти быть не может — никто ни с чем не справится, все перегрызутся… Одна Советская власть, против которой была всемирная коалиция, белые армии, занявшие три четверти русской территории, внутренняя разруха, голод, холод и увлекавшая Россию в анархию сила центробежной инерции, сумела победить все эти исторически беспримерные затруднения»[2400].
Уже из эмиграции, ряд видных генералов и офицеров Белых армий напишут: «мы признаем в качестве Российского правительства нынешнее Правительство РСФСР и готовы перейти на службу в РККА. Мы все даем обещание быть лояльными гражданами Советской Республики и честными солдатами ее революционной армии. Гражданская война и годы эмиграции наглядно показали, что идеология белого движения потерпела полное крушение, потому,
