– Ну что, в какой будем оформляться санаторий? – поинтересовался врач.

У Альки всё опустилось, – всё-таки надеялся на чудо.

– Впрочем, если не хочешь в санаторий, можно в дом отдыха. Или на турбазу с хорошенькой подружкой, – продолжил Шильников. Алька вскинул голову. Врач изо всех сил хмурился, пытаясь не улыбнуться. – А с лёгкими и впрямь проблема. Курить тебе надо бросать. Бросишь курить – хватит лет на семьдесят. А так больше чем на пятьдесят, гарантии не дам.

Он всё-таки не удержался – расплылся в широкой улыбке.

– Всё в порядке у тебя, парень.

– Так вот же?.. – Алька ткнул в снимок.

– Ошибка при просушке, – коротко объяснился врач. – Так бывает. Извини.

Он свёл брови. Поднялся:

– Молился?

– Забыл.

– Все равно Бог услышал. Ему не наши слова. Ему наши мысли важны. Кстати, даже если бросишь курить и вытянешь на семьдесят лет, не транжирь, – отсчёт пошёл.

Алька вышел из отделения. Зажмурился от ударившего в глаза света. Зимнее солнце пробилось из-за клочковатых туч.

– И тебе привет, – ответил солнышку Алька.

Поднявшаяся на крыльцо старушка шарахнулась в сторону. Едва не упала.

– Всё в порядке, бабушка, – подхватил её Алька. – Жизнь-то налаживается.

Он и впрямь в эту минуту понял, что станет делать. Для начала разыщет громовержца.

К началу Окружного собрания выборщиков, на котором среди прочих кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР от ДемРоссии выдвигался Борейко, Алька опоздал. Выяснилось, что его почему-то перенесли экстренно в Дом культуры «Правда» – на другом конце Москвы.

Пока плутал, опоздал, – собрание уж началось, и вход в Дом культуры был перекрыт. Толпа желающих пробиться внутрь, небольшая, но шумная, бессильно плескалась о наряды милиции. Всё это были сторонники Борейко. Все были взбудоражены. От одного к другому металась тревожная информация, тут же распространявшаяся дальше, – кандидата от ДемРоссии Борейко будут «рубить». Докатившись от края до края, информация покатилась в обратном направлении, уже взбухшая новой тревогой, – «против Борейко готовится провокация».

Алька оказался в самой серёдке. Так что новости перекатывались точнехонько через его голову.

Знакомятся в многолюдной толпе моментально. Правда, ещё быстрей – теряются.

От соседа, русоголового инструментальщика с завода «Серп и молот» Митяя, Алька узнал, что с заводскими выборщиками был проведён инструктаж. Дана жесткая установка голосовать только за кандидата от КПСС – секретаря райкома.

– Мало ли что, – усомнился Алька. – Поди, после проверь, за кого руку подняли. Времена уж не те.

– Те не те! – передразнил Митяй. – Что было, то и есть. За выборщиками специально следаки приставлены. Не проголосуют, как надо, – и у самого затык. А у них у кого премия, у кого квартира подходит. Специально таких подобрали. И у других, будь спок, так же. Не будет как по правде, – он безнадёжно сплюнул.

– Не все ж по инструкции голосуют, – усомнился Алька.

– Не все, – вроде как согласился сосед. – Ещё как не все. Народ за Громовержца настроен.

– Кого?! – поразился Алька.

– Борейко, конечно! – рассердился Митяй. – На любом митинге скажет – как припечатает. Глотка дай бог! Любой писк задавит. Отсюда и кликуха.

Алька стоял, ошарашенный. Именно так он окрестил их бригадира в Армении, когда голый по пояс на морозе, скользкий от пота, ревел Борейко на весь Спитак: «Навались ещё, ребятушки! Это только кажется, что неподъемная. Поднатужимся да поднимем! Нет силы, нам не подвластной!» И вот, оказывается, это прозвище неведомо как распространилось по огромной Москве.

– Писк не писк. А сегодня все равно без шансов, – втёрся в разговор прибитый к ним волной мужчина в очках. – Директор ВНИИ из Академии наук вернулся. Сахарова, и то установка блокировать. А с Борейко – напрямую сказано: ни под каким видом. Если криво пойдет, сорвать голосование. Но не допустить. Сами глядите, сколько серых понагнали. А внутри их много больше.

В самом деле, меж милиционерами крутились мужчины в штатском, неуловимо похожие один на другого.

– Больно он их боится, – без уверенности возразил Алька. – Десяток на одну руку, десяток на другую. Были – и нет.

– Эх, болезный! – донесло сзади. – Слышал поговорку: – На хитрую с винтом? Чего-чего, а подлянок у этих за семьдесят лет накоплено. На любого громовержца хватит!

Кто-то прохаживался вдоль рядов.

– Расходись, – негромко повторял он. – Допускаются только выборщики с мандатами.

– Митяй, чего скажу! – послышался запыхавшийся сдавленный голос. – С бокового входа, если по пожарной лестнице, – на втором этаже окно, вроде, не заперто.

– Пошли! – встрепенулся Митяй. Алька порхнул следом.

Окно и впрямь оказалось лишь наспех прикрыто. Открыли. Спрыгнули в помещение. Дальше по полутёмному коридору, потянули какую-то незаметную дверцу. И разом оказались в актовом зале, среди гудящей волнующейся людской массы. Митяя с его приятелем оттеснило куда-то в сторону, Алька удержался – вжался спиной в пожарный щит, закрутил головой в поисках Борейко. Страсти уж разгорелись.

На сцене – президиум из трёх человек. В центре – мужчина пятидесяти лет с депутатским значком на лацкане. Худощавый, с редеющими волосами, широкими скулами. Правая рука его цепко держала микрофон. Неизменный глава участковых избирательных комиссий. Надёжный, умеющий жёстко проводить линию. Но сейчас был он неспокоен. Тревожными глазами вглядывался в огромный зал, начисто вышедший из-под контроля. Скосился вправо, на трибуну в углу сцены. На трибуне стоял военный – капитан с артиллерийскими петличками.

На лестнице, ведущей к трибуне, скопилось несколько человек, ждущих своей очереди.

Председатель наклонился к микрофону.

– Товарищ капитан! За вами ещё желающие, – напомнил он.

Но капитан трибуну не покидал.

– В третий раз требую проголосовать, чтобы зарегистрировать разом всех кадидатов! – под одобрительный гул зала выкрикнул он. – Товарищ председатель, Вы меня, наконец, услышите?!

– Дайте микрофон в зал! – закричал кто-то натужно. – Почему в зале нет микрофона?

К трибуне прорвалась женщина в блузке, с растрепавшейся химзавивкой. Грудью оттеснила упрямого капитана от микрофона.

– Предлагаю прения. Надо выслушать всех кандидатов! – выкрикнула она.

Председатель одобрительно закивал. Зобина из соседнего КБ. Из своих. Накануне он сам её инструктировал.

Поднялся.

– Поступило предложение начать прения! – объявил он. – Выслушаем кандидатов!

Микрофоном на трибуне вновь овладел упрямый капитан.

– Председатель пытается замылить вопрос! – не регулируя голос, вскричал он. – Ставлю на голосование, чтоб единым списком!

– Голосовать!! – проревел в ответ зал.

– Может, перерыв? Уже два часа работаем, – напомнил председатель. – В фойе буфет хороший. Деликатесы завезли!

Пока мы тут препираемся попусту, всё разметут.

Стала видна полоска света, – кое-кто потянулся из зала.

– Сначала проголосуем! – преодолели соблазн остальные.

– Ну, глас народа… – пошутил председатель с увещевающей улыбкой. – Итак, кто за то, чтоб зарегистрировать всех семерых кадидатов?

Над головами взлетел лес рук с красными мандатами.

– Много и против, – углядел сверху председатель. – Придётся считать. Где у нас избранные счетчики? Прошу пройти по рядам. Считать тщательно.

Счётчики поднялись, пошли по залу, отсчитывая на пальцах и записывая.

Но что-то мешало. И они то и дело, то один, то другой, сбивались. И начинали отсчёт заново.

Послышались, нарастая, выкрики:

– Передёргивают!

Председатель согласился:

– Что ж. Раз сомнения, начнём заново!.. А где наши счётчики?

Счётчики и в самом деле куда-то запропастились.

– А ну,