— Много досадных мелочей, Николай Константинович, — и пристально взглянул на него.

— Какое это имеет теперь значение? — избегая взгляда, отозвался генерал Николаенко.

— Вы знаете, какой ответ готовит нам Сато? — недовольно спросил Смолянинов и, не ожидая ответа, уехал в штаб армии.

Сегодня, собираясь к члену Военного Совета с докладом, Николаенко хотя и был доволен собой, но несколько обескуражен встречей. «Старый лафет, распустился!» — пробормотал он.

Смолянинов встретил его так, как будто между ними не было никакой размолвки. Он, очевидно, Только что откуда-то приехал и был чем-то доволен.

— Присаживайтесь, Николай Константинович, — пригласил он, снимая плащ.

— Я хотел доложить… заговорил Николаенко, оставаясь стоять и держа руки по швам.

— Знаю, знаю… Присаживайтесь! Теперь нужно продумать, посоветоваться в частях, что можно сделать, чтобы боеготовность была не на прежнем уровне, а повышалась: двигалась вперед, как любим говорить мы, политработники, — помолчав, добавил уже мечтательно: — Какие люди? Вы только взгляните! — он указал на две стопы исписанных листов. — Знаете что, это? Рапорты с просьбой оказать доверие первыми переступить границу! От отделений, взводов, целых батальонов… От служб тыла: разрешить им выделить почти половину состава в передовые части…

— Минуточку, минуточку оперативной паузы! — воскликнул Николаенко и быстро вышел из кабинета Возвратился он сияющий с пачкой рапортов.

— Мои пушкари! — гордо объявил он, положив пачку на стол. — А это же, Виктор Борисович, какие люди! Артиллеристы! Каждый тайгу знает, как, медведь, а укрепрайон — лучше самих японцев. Здоровые все, как Геркулесы. Возьмите Федорчука, Даниленко, Суношо, Шестова. Любого, любого! Огонь, если нужен будет, дадут половинным составом двойной плотности…

Сейчас во всем облике Николая Константиновича сияла такая гордость за артиллеристов, уверенность в них и такая любовь, что Смолянинов невольно улыбнулся. Казалось, поставь сейчас перед командующим артиллерией самого невзрачного солдатика с верными погонами — и он увидит в нем богатыря.

— Об этом стоит подумать, — заключил Смолянинов. — Народ у вас действительно крепкий. Вы не говорили об этом с командармом?

Николаенко сразу как-то наершился и нехотя ответил:

— Нет. Я бы не хотел лишний раз появляться у командующего. Он помнит и желает видеть только тех, кто ему нужен в данный момент.

Смолянинов крутнул головой и весело усмехнулся.

— Могу вас порадовать, — с хитринкой проговорил он, понижая голос. — Владимира Георгиевича возвращают в армию.

Николаенко быстро-быстро заморгал глазами.

* * *

Солнце склонилось к закату. Уставшая от дневного зноя тайга затихла. Угомонились и разведчики Федора Ильича Бурлова. Сняв сапоги и развесив на них портянки, они расположились на широкой поляне, там, где застала их команда — на отдых! На залепленном болотной грязью обмундировании густо проступила соль, на почерневших от усталости и солнца лицах буграми вздулись укусы комаров. Над каждым солдатом звенел столб мошкары, но она была не в состоянии потревожить сна людей, однако чуть слышный шелест кустов или невольный стон кого из спящих заставлял сонную руку твердо ложиться на автомат или рукоятку ножа. Не крикни, а выдохни: «Тревога!», как поляна ощетинится, насторожится. Сонный глаз станет зорким, слух обостренным.

Федор Ильич сидел на футляре стереотрубы, отмахиваясь от наседавших комаров. На плащ-палатке перед ним лежала карта. Вокруг сгрудились командиры батарей и их заместители по политчасти.

Второй месяц подразделения находились в движении. Открыто среди белого дня подразделения, оставив границу, уходили в тыл. Ночью, изменив направление, они двигались на юг. Просочившись через условные, но занятые «противником» рубежи, выходили на Приханкайское операционное направление. Оно было почти непроходимо для войск, но явилось ключом восточного рубежа укреплений войск генерала Сато.

Чем ближе к границе, тем армия становилась гибче, подвижнее, а маневр ее частей слаженнее. Войска научились на ночь вдруг исчезать, а к утру появляться где-нибудь за двадцать пять-тридцать километров. Впереди оставался последний переход, но он был самым трудным…

Вашему подразделению, товарищ Новожилов, сегодня, — пояснил Бурлов, поводя прутиком по карте — надлежит пройти вот этот рубеж «противника». Просочиться через него вот здесь — в пади Гавриловой, и вот здесь — у села Троедворка. К пяти часам утра сосредоточиться в районе высоты Восемьсот десять. Вам предстоит пройти двадцать восемь километров, почти сплошные топи. — Выдержав паузу, Бурлов обратился ко всем:

— Я со штабом перехожу рубеж по Васильевской пади и к пяти утра буду на высоте Семьсот шестьдесят два. Время выступления — по вашему усмотрению, но не раньше десяти вечера и не позже двенадцати ночи. За нами сейчас же пойдет Сорок шестая дивизия… Старшинам прикажите на ужин дополнительно выдать по банке консервов, — продолжал Бурлов. — Разъясните бойцам, чтобы ни в коем случае не пили воды, даже из родников:

Позади Федора Ильича послышался легкий шелест: из кустов выскользнул старшина Федорчук. Он был по пояс мокрый, уставший, но довольный.

— Старшина Федорчук с армейского складу, возвратился! — полушепотом доложил он. — Получив и доставив все, что положено. Километрах в двух отсюда, за болотом, машины стоять. С темнотой пригоню. А это пакет штаба армии.

Пока Бурлов вскрывал конверт и читал, лейтенант Сергеева не сводила глаз с Кондрата Денисовича. После встречи в день взятия Берлина Валя не виделась с Рощиным, не знала, где он, и надеялась, что Федорчук что-нибудь разведал о нем.

Тогда их встречу оборвал полковник Мурманский. «Немедленно отправляйтесь на огневые и вытаскивайте орудия, а не забавляйтесь… с младшими по званию». Рощин недобрым взглядом проводил полковника, резко повернулся и направился к своей машине. Потом она узнала от Федорчука, что, Анатолия перевели в штаб армии.

Заметив ее взгляд, Новожилов подозвал Федорчука. — Майора Рощина не видел? — тихо спросил он. — Заезжав к нему, в штабе не оказалось, — пожал плечами старшина. — Его начальник сказав, шо буде только к ночи. А вам привет передав, — шепнул он Сергеевой.

— Да-а… — выдохнул Бурлов, посмотрев приказ. — Двадцать человек разведчиков, хорошо знающих Сабуровское направление, отправить в распоряжение майора Рощина. Из них двое указаны по фамилиям: Федорчук и Селин.

— А… Варов? — словно эхо, отозвался Федорчук.

— Остается в дивизионе, — недовольно ответил Федор Ильич.

— То есть как?

В этом вопросе было столько непосредственности и искренности, что Бурлов только взглянул на Кондрата Денисовича и крутнул головой.

— Отправка через час. Отберите с командирами батарей и доложите, — обратился он к начальнику штаба. — Для сопровождения и сдачи назначьте… — сидевший рядом с ним Новожилов незаметно нажал сапог, и Федор Ильич его понял. Взглянув на Новожилова, словно спрашивая: «Управишься один?» — не спеша добавил: — лейтенанта Сергееву.

Валя видела движение Новожилова и чувствовала, что краснеет, но даже если бы имела право, отказаться не смогла бы. «Скоро я тебя увижу!» —