Шрифт:
Закладка:
– Ты часто думаешь про Роулинг?
– Ну как женщина она не в моем вкусе, а как писатель – в моем. Я читаю ее с удовольствием. У меня стоят ее книжки. Это хороший автор, она сильная писательница. У нее есть непонятная магия текста! Книг про то, как маленький сиротка отказывается могучим наследником древнего рода или волшебником, – таких книг полно, и книг про учебные заведения, где учат на волшебников, тоже много. Роулинг тут абсолютно не первооткрыватель. Но тем не менее она ухитрилась как-то по-особенному это сложить, сделать вещь оригинальную и необычную, которая стала культовой. Я очень уважаю Роулинг – но часто я про нее не думаю.
– Она просто чемпион мира.
– Да. По-моему, она самый богатый писатель мира. Я за нее очень рад. Она ухитрилась создать такой образ, такой мир, что в итоге у нее теперь и слава, и деньги.
– Она, значит, чемпион мира, а ты – чемпион России?
– Это не совсем то. Трудно сказать – чемпион, не чемпион… Литература – это не тот случай, где меряются длиной прыжка. Но могу сказать, что славы Толстого или Достоевского Роулинг все равно не добьется, и Шекспиром она тоже не станет, это факт. Но это не означает, что Достоевский и Шекспир выше, чем Роулинг, – просто это очень разные вещи. Штучная работа…
– Давай решим: Нобелевскую премию не может получить фантаст?
– Почему? Может, в принципе. Если он при этом будет негром голубым и одноногим, – шанс у него будет. Хотя Сэмуэлю Дилэни это не помогло; это изумительный фантаст, как раз негр и голубой.
– Ему не хватило самой малости: он, наверно, не болен СПИДом.
– Ну да, и к тому ж он писал в 60-е годы, когда это было не очень актуально. Да и вообще что такое Нобелевская премия по литературе? Это явление сильно конъюнктурное и политическое…
Рейтинг
– А ты можешь дать картину сегодняшней русской литературы?
– Это сложно очень. Литература-то большая… Но если коротко, то происходит в ней все то же, что и всегда. Люди пишут про то, что им интересно: про жизнь, про секс, про политику, про насилие, про воспитание детей, про ращение собак, про возделывание огорода. Писателей много, каждый пишет про свое, это прекрасно, так и должно быть. У нас есть по-прежнему свои Чеховы, свои Достоевские, свои Гоголи.
– И мы их не знаем?
– Кого-то знаем, кого-то нет.
– Ну дай тогда хотя бы первую пятерку.
– Дашь пять – остальные 25 обидятся и скажут, что я козел… Но тем не менее попробую.
Алексей Иванов. Чудесный совершенно человек, прекрасный парень, у него великолепное литературное чутье, язык… Начинал писать фантастику, когда был совсем еще молодым. Мы вместе были на каком-то семинаре… Я прочитал то, что он туда принес, и схватился за голову: «Я, видимо, несчастный графоман, я пишу ерунду, а книги Иванова – великие и прекрасные, в них есть душа, стиль!» Но – его книги тогда осмеяли, его назвали графоманом и идиотом, который пишет ерунду, – и человек оказался из литературы выкинут. На фантастику он после этого обиделся. Стал писать мейнстрим – назовем это так – и пробился, добился своего. Теперь он – уважаемый писатель, молодая надежда литературной России. Притом что он наш, фантаст! Я был очень рад, когда удалось издать сборник его фантастики в издательстве АСТ. То, что он написал в 20 лет, – это прекрасные вещи, умные, серьезные, глубокие, добрые, смешные. В нем убит великий фантаст…
– Ну может, недобит?
– Надеюсь. Если он решит преодолеть это оскорбление, которое было нанесено реально, то это будет великий роман. Он умеет, он может. Просто человека очень хорошо обидели.
– Тебя можно понять так, что фантастика – это более настоящая литература, чем мейнстрим.
– Фантастика – это не более чем прием. Нормальный писатель-фантаст не верит в вампиров и пришельцев. То, что мы используем эти приемы, не значит, что мы идиоты, которые сидят и ждут прилета летающей тарелочки. Это просто прием, позволяющий более интересно и более ярко говорить о той жизни, которой мы живем, вот и все. Не более того.
– Так, хорошо, Иванов. Кто еще?
– Пелевин, – как это ни банально звучит. Тоже наш, фантаст, он получал наши премии. Все его вещи более или менее относятся к фантастике. Кого бы еще назвать? Дима Быков. Очень люблю и уважаю, интересный автор, который гениален в стихах, офигенный журналист. Пишет очень сильные прозаические вещи, отчасти фантастические. Кого из чисто фантастов назвать? Марина и Сергей Дяченко из Киева; это авторы украинские, но они пишут на русском, и я их причисляю к русской литературе, – пусть украинцы не обижаются.
– Все названные – молодые ребята. А кому за сорок, тех ты скинул с корабля современности?
– Ну каждый любит в первую очередь свое поколение, это понятно. Но я никого не скинул с корабля. Могу сказать про Бориса Стругацкого. Это сильный мудрый пронзительный автор. Пишущий под псевдонимом Витицкий, – они с братом в свое время решили, что не будут никогда использовать свое имя, если станут писать поодиночке. На мой взгляд, его вещи, написанные после смерти брата, – сильные и глубокие. Наверно, им недостает той легкости, которую давало соавторство, но это хорошие мудрые книги.
Говно и кровь
– Вот Сорокин когда писал про говно, то счел своим долгом, как писатель, поесть говна. А ты пил кровь?
– Что, он поел говна реально?
– Да.
– Сильный человек.
– А тебе случалось пить кровь, чтоб достоверней писать про вампиров?
– Я только этим и занимаюсь, ха-ха. Увижу журналиста – и сразу припадаю к его яремной вене. Если серьезно, то, конечно, кровь является пищевым продуктом, – люди ведь едят кровяную колбасу.
– А и ты ограничился колбасой!
– Я ее, бывало, ел. Но кроме того, с кровью связано много символов. Питье крови – это символ власти, сексуального насилия. Вампиризм как психическое заболевание обычно сопрягается с какой-то сексуальной патологией.
– Ты это имел в виду, когда писал свои книги?
– Нет, нет. Я дал чистую прозрачную трактовку: вампиры – это хищники… Думаю, необязательно пить кровь,
