книгу? Это делает человека счастливым. Есть такой человек – Сигарев. После нас он получил еще кучу премий всевозможных. «Антибукера», потом какую-то самую крутую премию в Англии за революцию в театре…

– А кто читает все эти 50 тысяч рукописей? Не ты же…

– Главный координатор премии – Ольга Славникова, замечательная писательница сама по себе. Она делает самую сложную и серьезную работу. Она находит ридеров, и они все читают. За каждую рукопись они получают какую-то копеечку.

– Профессиональные читатели. Типа дегустаторы.

– Во всех издательствах мировых есть ридеры.

– Сдвинулось, изменилось что-то за это время?

– Появилась молодежь, двацатилетние писатели. Их зовут всюду, их знают в мире, кого-то уже переводят. Кто-то получает мировые премии. А я вот такого никогда не получал… Но я же не завидую.

Скука

– Давай теперь коротко о промежуточных итогах.

– Вообще я, достигнув какого-то возраста, понял, что в жизни нету ничего, кроме скуки, которая нами владеет и заставляет развлекать себя искусствами или какими-то сопутствующими искусству пороками.

– Типа?

– Алкоголизм, разврат и т. д. Много чего.

– А вот еще такое лекарство есть от скуки, как казино.

– Нет. Я вообще не люблю казино. Когда трезвый. Я часто думаю: старшему поколению повезло! Они доживают до таких преклонных лет, что пишут уже по третьему гимну, и детей рожают в девяносто, и все у них хорошо. Я преклоняюсь перед таким желанием жить и такой живучестью невероятной. Во мне этого абсолютно нет. У меня все время ощущение, что я нахожусь в каком-то предсмертном состоянии, что я уже все прожил, все посмотрел, все скучно.

– Может, оттого что ты пьешь много?

– Когда я пью, мне очень хорошо живется. Но наутро… Ха-ха!

– Кто пьет, тому хорошо вечером, кто не пьет – тому утром.

– Не скажи. Когда я не пью, мне утром очень плохо. А другие – ничего… Вот посмотри на Вову Жечкова. Другой бы 25 раз умер уже на его месте. Вот попробуй за ним угнаться. Или за Абдуловым… Невозможно! Настолько у них серьезный темп, настолько серьезное здоровье заложено – лошадиное абсолютно. Они похожи друг на друга. В своем этом невероятном драйве они прожили уже по три жизни.

– То есть ты, в отличие от какого-нибудь Льва Толстого, не думаешь спасти мир, открыть ему какие-то истины?

– Никогда и ни за что в жизни. Я что же – мессия, что ли? Нет, я отношусь к себе очень спокойно. Литература на сегодняшний день – это совсем-совсем частное-частное место. Это абсолютно частное дело писателя, никого, кроме него, не волнующее. И неспособное ничего изменить. Писатель никакого уровня не способен сегодня в России что-то сделать. Никакой Солженицын, никто. Сейчас культурный уровень настолько упал по сравнению с каким-нибудь девяностым годом. Просто страна тупарей. Такое ощущение, что в доме для дебилов и олигофренов находишься. Люди обычно читают журналы дайджестовые, которые состоят из сообщений в десять строчек. Хотя – людей этих тоже можно понять. Сегодня в стране – каторжный способ жизни, и людям ничего не остается, как себя развлекать. А Липскеров не может дать отдых. Он может только напрячь человеческий мозг. А мозг – это какой-то нарост ненужный.

– Ты себя видишь как бы таким автором кануна конца света? Русский писатель эпохи начала конца света.

– Не, не, не. У меня абсолютно частное творчество о любви, о дружбе, смерти, вообще существовании человеческом, я такие простые задачи решаю для себя. Никого не учу, догматиком не могу быть и не собираюсь.

– Значит, никаких высоких целей? Никаких сверхзадач?

– Ну, это бред. Я считаю, что этого не бывает. Ни высоких целей, ни сверхзадач. Ничего нету… Я считаю, что более глупого занятия, чем писать, что надо спасать Россию, нету. Надо что-то делать, а не писать.

– Значит, смысл твоей литературной деятельности такой: ты лично себя отвлекаешь от скуки.

– Да. Только себя.

Судьбы России

– Скажи мне как русский писатель, что же происходит в стране у нас? Тебе по статусу положено знать. Ну или, по крайней мере, высказываться.

– Россия как была, так и остается страной единого общего настроения. Если есть судьбы, то это как раз скорее исключение, нежели правило. Все равно будем стадом. Ненавидим стадом, любим стадом. Любим Америку безоглядно, потом так же ее ненавидим. Ненавидим богатых, как всегда ненавидели. Ничего в этой стране не изменилось со времен Салтыкова-Щедрина. Все такой же город Глупов – это Москва, в которой 50 процентов доходов от всей страны. Разнузданная такая, блудливая кошка. Вместе с тем Москва – такая, как баба, к которой все время возвращаешься, потому что у нее так в каком-то месте сладко. Судьба же страны непонятная: куда это все вылезет? Я думаю, что дефолт 98-го года – это цветочки по сравнению с тем, что нас ожидает в будущем. Нефть когда-то будет стоить долларов двенадцать, а страна по-прежнему не будет ничего производить. А новая ветка власти после второго срока президентского тоже захочет что-то поиметь, и она что-то устроит… Я далек от оптимизма. Я много езжу по России и понимаю, насколько страшно живет человек, насколько чудовищно. В генофонде русского человека хромосомы переломались. У него совсем нет сил на революцию. Значит, конец.

– А ты не паришься насчет духовности? Типа там русская душа…

– Как не парюсь? Я совершенно отдаю себе отчет, что в русской душе, настолько в ней темно, сумрачно и страшно, что спаси нас Господь от русского бунта.

Финал

– А какую книгу ты не напишешь никогда?

– Документальную книгу о том, что происходило в политических эшелонах, в шоу-бизнесе, в рекламном бизнесе в 90-е годы. Я знаю про это все. Благодаря некоторым людям, которые меня туда ввели. О пацанах разных много знаю всяких…

– Если про это напишешь, тебя застрелят?

– Однозначно просто.

Сергей Лукьяненко: «Себя считаю русским шовинистом»

Фантаст Лукьяненко входит в первую пятерку, а то и тройку – живых русских писателей. По тиражам и по заработкам, то есть, другими словами, по читательской любви. Снятые по его книгам кинематографические «Дозоры» подняли годовые суммарные тиражи с 500 000 до 2 500 000 – и потом стабилизировались на миллионе. В России. Плюс полмиллиона в Германии, ну и еще ж переводы на все основные языки. По некоторым подсчетам, книгами Сергея Лукьяненко покрыто две трети земной суши.

За что его так любят? И какой он вообще?

Как стать великим

Мы встретились с писателем Сергеем Лукьяненко в Дели, на книжной ярмарке, где коллеги называли его олигархом – имея в виду его миллионные тиражи и отсюда весьма значительные доходы. Просто-таки завидные! Вечером я зашел к нему в номер,