Шрифт:
Закладка:
— Уберите трупы, — приказал помощникам страж. — Здесь не в чем разбираться — семейная ссора. Лавку выставим на продажу. Зовите оценщика.
***
Несмотря на то, что ехал в поселение смертных, Арастур оказался не готов попасть сразу на пышные похороны. Халадины прощались с кем-то очень важным для себя, и эльфов не подпустили даже к границе Бретиля. Решив, что, возможно, так даже лучше, брат оссириандского вождя расположился в относительно чистой и нетронутой части леса. Однако и здесь оказались очень заметны следы соседства с людьми.
Глядя на очередной зверски сломанный ствол, охотник подумал: может быть, Младшие с такой злобой бросаются на творения Йаванны, потому что деревья живут дольше, чем люди? Это проявление зависти? Обиды? Жажды отомстить, отыграться хоть на чем-нибудь?
«Наверное, если бы эльфы не могли постоять за себя, атани уничтожали бы их с не меньшим удовольствием», — предположил Арастур.
От подобных мыслей стало совсем печально.
Примечание к части Портрет Лутиэн от Беллы Бергольц. Арт и живой арт
https://vk.com/photo443220075_457247232
https://vk.com/video541504252_456239184 Песнь Творения была о любви
— Твой брат Эольвэ мёртв.
Слова Мелиан прозвучали внутри головы и одновременно в ушах. Элу поднялся с подушки, посмотрел в бездны-глаза супруги.
— Я давно убил его. Казнил за нарушение моих границ. Моего закона о границе. У меня есть только один брат, и он под защитой Валар.
Королева Дориата посмотрела сквозь стены и потолок дворца. В такие моменты её взгляд казался страшным и прекрасным настолько, что если бы эльф поймал его, упал бы замертво. Или лишился рассудка. Возможно, именно это и произошло с Эльвэ, когда он впервые встретил свою настоящую любовь, но точно вспомнить не представлялось возможным.
Чёрное с белым… Сходится…
— Лорд Корабел прислал дочь с вестями, — отрешённо проговорила королева.
— Не беспокойся, Саэрос разберётся.
Мелиан обняла супруга. Тёплое живое тело эльфа звучало так же, как и мелодия защитного купола над Дориатом — гармонично, прекрасно, бесконечно.
— Наполни Завесу любовью, — прошептала Айну, призывно двинув бёдрами. — Пусть поёт о счастье трелями соловьёв.
Элу не ответил. Уверенный, будто сам предложил близость, король Дориата жадно обхватил бархатистую спину своей владычицы и принялся целовать так, словно давно не видел обожаемую женщину.
А в это время советник Саэрос разбирался с не слишком ожидаемыми и желанными визитёрами.
***
Линдиэль нравился путь в Дориат, особенно в столицу — Менегрот. Блуждание по зачарованному лесу и подземному лабиринту будоражило воображение, а стражи границ и проводники лишь добавляли таинственности, демонстративно пугаясь каждого шороха. Советы у короля-плаща дочь Кирдана не любила, поэтому с особым чувством ждала их окончания, чтобы снова пройти по таинственным туннелям и вдохнуть неповторимого воздуха древнего леса, сохранившегося только под защитой Майэ Мелиан. Ароматы давно не существующих деревьев напоминали о далёком радостном детстве, в которое всё чаще хотелось вернуться.
В ожидании приглашения на совет Линдиэль зашла в Галерею Славы, чтобы полюбоваться портретом принцессы Лутиэн. Дочь лорда Новэ помнила, как пугала и будоражила картина, а теперь стало ясно, в чём дело: созданное совместно эльфийскими и гномьими мастерами изображение одновременно сияло величием Айну, очарованием Эльдиэ и ускользающей смертной красотой, которую Линдиэль смогла рассмотреть только сейчас. Но как художникам удалось нарисовать черты Младшего народа до его появления в Арде? И зачем нотки тлена в Теме прекрасной Лутиэн?
В Галерее звучала и ещё одна Тема: её создавали, чтобы сотворить себя. Для так и не нашедшей своего места в Арде эльфийки эта мелодия была близка и понятна, хотелось узнать больше об основоположниках музея, ведь вложенная в картины душа важнее состава красок.
Сейчас в галерее было пусто, в честь приезда родни лорда Новэ никто не устраивал торжеств, и Линдиэль радовалась отсутствию повышенного внимания. Сопровождавшие дочь Кирдана эльфы разошлись по коридорам, рассматривая скульптуры и полотна, поэтому эльфийка просто наслаждалась тишиной.
Неожиданно на фоне картины с одиноким кораблём появилась беловолосая дева.
— Меня зовут Нимродель, я — советница короля, — представилась она, чуть поклонившись. — Мы можем поговорить о делах вдвоём, и не придётся встречаться с моим дядей.
— Я уже передала письмо, — пожала плечами Линдиэль, — насколько мне известно, владыка Тингол не собирается ничего предпринимать, мне лишь необходимо убедиться, что послание получено.
— Можешь быть уверена, леди, письмо не просто получено. Оно ещё и прочитано, хотя это не твоя забота, как я вижу. Так или иначе, ответ владык всегда один: жизнь за Завесой не касается дориатрим ни по доброму, ни по злому поводам.
— Я знаю, — дочь Кирдана снова отвернулась к портрету Лутиэн. — Уеду при первой возможности.
— И этот шанс уже предоставлен.
Нимродель смотрела без неприязни, однако Линдиэль чувствовала — племянница Саэроса ждала чего-то иного — не безразличия к делам Белерианда.
— Значит, на том и простимся, — прозвучали слова, произнесённые будто не живыми эльфийками, а множеством голосов с безмолвных картин. — Но нельзя вечно прятаться от силы, стремящейся завладеть каждым.
— Песнь Творения была о любви, — сказала Линдиэль, — и это действительно самая мощная сила в Арде.
Галерея не ответила ни согласием, ни отрицанием. И только портрет Лутиэн будто потемнел, на глазах теряя величие и очарование, сохраняя лишь мимолётную, неумолимо угасающую красоту. Страх заставил отчаянно желать повернуть время назад, несмотря на понимание, что это не под силу никому.
***
Смертный выглядел забавно-угрожающе, словно защищающий детёнышей уж. Ему было всё равно, кто и почему оказался рядом с его жилищем, поскольку любой незнакомец — враг. Не лишённая смысла позиция, но слишком невыгодная в мирное время.
Арастур невольно подумал, что его собратья кажутся такими же смешными «ужами» остальным эльфам а, возможно, и гномам. Да, удобно было закрываться от мира, прятаться за густыми ветвями и могучими стволами, за непроходимыми чащами и
