Шрифт:
Закладка:
В последнее время для путешественников в Нижнем Новгороде были созданы отличные условия, но по-прежнему трудно найти хорошее жилье. Наши квартиры были забронированы, поскольку мы заранее отправили письма, но, несмотря на их восхитительное расположение, они оказались далековато от ярмарки, что стало большим неудобством. Кроме того, они стоили очень дорого, не менее 350 рублей за то короткое время, что наша группа оставалась там. Главная гостиница при губернаторском доме была открыта в 1822 году французским ресторатором Ле Дюком, который давно обосновался в Москве. Подавались превосходные обеды по три рубля на человека, а за пять – очень вкусные. Вина тоже были хорошими. Ле Дюк взял на себя обязательство платить арендную плату за всю гостиницу, но, поскольку она была переполнена посетителями с утра до ночи, не могло быть сомнения, что коммерция принесла ему хорошую прибыль. Несколько русских постоялых дворов на городской стороне канала также находились в хорошем состоянии. В одном из них я хорошо пообедал за два рубля.
Господин Берд из Петербурга, который в 1815 году получил патент на пароходы по всей России сроком на десять лет и которому принадлежали все те, что курсировали между Петербургом и Кронштадтом, объединился с господином Евреиновым[299] и другими дворянами, они отправили четыре парохода налаживать торговлю между Нижним Новгородом, Астраханью и Каспийским морем. Два из них, стоявшие под мостом через Оку, вызвали необычайный интерес в 1822 году, как нечто совершенно новое для тысяч посетителей. Одна увеселительная компания наняла один из них, проплыла несколько верст вверх по Волге с играющим оркестром и привлекла внимание бесчисленных зрителей, многие из которых никогда прежде не видели пароходов.
Интерес к Нижнему Новгороду извинит меня за пространность моих впечатлений, но я должен снова вернуться к путешествию. Проведя несколько дней в Нижнем Новгороде и заключив все необходимые договоренности с попутчиками, я был вынужден вернуться в Москву по делам, пока они оставались еще некоторое время в городе. Не имея собственного экипажа, я был рад принять предложение одного из самых богатых тульских купцов поехать вместе с ним и оплатил свою долю за почтовых лошадей. Поскольку еще один тульский купец, а также московский предприниматель тоже поехали с нами в кибитке, я был рад такой хорошей возможности путешествовать в обществе незнакомых мне представителей купеческого сословия. Они оказались совершенно замечательными людьми, все прекрасно себя вели и, что было довольно удивительно, не пытались перехитрить меня, за исключением одного случая.
Мой спутник договорился с местными кучерами, что мы доберемся до Москвы за четыре дня, и я был рад, что он решил следовать дорогой, отчасти новой для меня, по которой обычно ездили купцы, и, как говорили, на несколько верст короче почтовой. По большей части они передвигались в очень легких экипажах, и, конечно, частые подъемы и спуски с холмов не имели для них большого значения. Но по такой дороге нелегко было проехать тяжелым экипажам, хотя она была и лучше, чем почтовая.
Местность, по которой мы передвигались, была очень разнообразной и приятной. Вскоре после того мы проехали через незначительный городок Горбатов, пересекли Оку, более широкую, чем в Муроме, и продолжили наш маршрут в Гороховец, еще один небольшой районный городок во Владимирской губернии, расположенный на правом берегу Клязьмы и окруженный лесами. Здесь располагались монастырь, три церкви, льняная фабрика и пять кожевенных заводов. Население составляло 1500 человек, и говорили, что местные женщины изготавливали нитки, равные голландским.
Единственным пунктом, достойным внимания, были Вязники, которые также находились на Клязьме, у подножия крутого холма, очень оживленные, с женским монастырем, парой церквей и большим производством льняных тканей, а также несколькими превосходными складами. Город особенно отличался производством качественного белья. Здесь также находилось несколько кожевенных заводов. Местные сады славились превосходными яблоками и вишнями. Население составляло около 1000 человек.
Утром третьего дня после нашего отъезда мы достигли Владимира, а оттуда продолжили наше путешествие в сторону Москвы тем же маршрутом, по какому продвигалась и наша компания. На расстоянии двадцати одной версты от Москвы у нас была возможность увидеть Пехру, прекрасное поместье князя Голицына. Величественный особняк с примыкавшими к нему церковью и колокольней возвышался среди высоких деревьев и кустарника. Зеленая лужайка спускалась к большому озеру.
Четырьмя верстами дальше, в семнадцати верстах от Москвы, следующим пунктом, привлекшим мое внимание, были Горенки, принадлежавшие графу А.К. Разумовскому известные по всей Европе благодаря своему великолепному ботаническому саду. Его расположение было довольно плоское, вследствие чего результаты труда и искусство садоводов были гораздо заметнее. Особняк оказался настоящей княжеской резиденцией, большой, красивый, в хорошем архитектурном стиле. Внутренние апартаменты были очень просторными и элегантными, изящная мебель вполне им соответствовала. На цокольном этаже находилась прекрасная галерея длиной 910 футов, заканчивавшаяся просторной котельной. Вокруг витал сладкий аромат апельсиновых и лимонных рощ, а также большого количества персиков и абрикосов. Сады были разбиты с большим вкусом, их украшали дорожки, пруды, озера с островками, храмы и статуи. Там росло почти 2000 многолетников, а коллекция растений насчитывала в общей сложности от девяти до десяти тысяч. Теплиц насчитывалось одиннадцать, и они были расположены в шести отдельных зданиях, расположенных в два ряда. Здесь можно было насладиться прогулками среди тропической растительности, даже когда мороз составлял 35° ниже нуля по Фаренгейту.
Горенки стали известными около двадцати двух лет назад, но такую славу они приобрели главным образом за последние восемнадцать. Профессор Редовский, талантливый человек, управлял садом в течение нескольких лет и собрал значительную коллекцию растений. Мой достойный друг, доктор Ф. Фишер, выдающийся ботаник и самый любезный человек, был директором этих садов около шестнадцати лет, и ему обязаны Горенки своей известностью. Его рвение и открытия хорошо были известны по всей Европе и не требуют моего одобрения. Степень и основательность его общих знаний, доброта сердца, непритязательная мягкость манер и готовность всем услужить лучше всего известны его друзьям.
Сады в Горенках можно было назвать ботаническим центром Российской империи. Каталоги растений, содержавшихся в этом питомнике, часто публиковали, и они распространялись по всей Европе. Благодаря связям, уже установленным в разных странах, Горенки получили семена многочисленных неописанных растений. Действительно, многие новые растения, которые обогатили и украсили ботанические сады Европы, скорее всего, оставались бы неизвестными ботаническому миру еще долгие годы, если бы не директор этого сада. Переписка доктора Фишера с Европой и количество пакетов с семенами, ежегодно отправляемых им в ботанические сады и уважаемым покровителям ботаники, были настолько огромными, что трудно вообразить. За это он получал