Луи проводил с ней часы почти каждый день, по-прежнему наслаждаясь умом ее беседы и очарованием ее неизменной грации. Он продолжал уважать, а зачастую и следовать ее советам по поводу назначений, внутренних мер и даже внешней политики. Она отдавала приказы министрам, принимала послов, выбирала генералов. Иногда она говорила о короле и о себе, что они разделяют правительство: «nous» (мы); «nous verrons» (мы увидим). Просители мест толпились в ее прихожей; она принимала их вежливо и умела милостиво отказать. Ее противники признавали удивительный объем ее политических знаний, мастерство ее дипломатической речи, частую справедливость ее взглядов.130 Она уже давно указывала на некомпетентность французских генералов как на источник военного упадка Франции; в 1750 году она предложила Людовику учредить Военную школу, где сыновья офицеров, погибших или обедневших на службе государству, должны были получать образование в области военного искусства и науки. Король согласился, но медлил с выделением средств; Помпадур перевела на это предприятие свой собственный доход за один год и собрала дополнительные деньги с помощью лотереи и налога на игральные карты; наконец (1758) школа была открыта, как пристройка к Отелю Инвалидов.

Теперь этот околдовывающий министр без портфеля советовал смелый пересмотр внешней политики Франции. Вероятно, инициатива в этом роковом «развороте союзов» принадлежала графу фон Кауницу, австрийскому послу в Париже; она была подкреплена неохотной снисходительностью благочестивой императрицы Марии Терезии, которая обращалась к Помпадур как «ma bonne amie» и «ma cousine», и оскорбительным обращением Фридриха Великого к маркизе как к «Cotillon Quatre», «Petticoat Four», при французском дворе. Мадам де Шатору и маркиз д'Аржансон направляли внешнюю политику в сторону дружбы с Пруссией. Кауниц и Помпадур указывали, что новая Пруссия, усиленная победой в войне за австрийское наследство, вооруженная 150 000 обученных солдат и возглавляемая способным, амбициозным и беспринципным генералом и королем, который дважды предал Францию, подписав сепаратный мир, вскоре будет представлять большую опасность, чем Австрия, которая теперь потеряла Силезию и больше не могла рассчитывать на поддержку Испании под властью Бурбонов; прежнего габсбургского окружения Франции больше не было. Спор приобрел более острый характер, когда (16 января 1756 года) Пруссия подписала союз с историческим врагом Франции — Англией. В ответ Государственный совет Франции подписал союз с Австрией (1 мая). Маркиза де Помпадур, теперь уже снова брызжущая кровью, в свои тридцать пять лет, когда ей оставалось жить всего восемь лет, сыграла свою роль в создании условий для Семилетней войны.

ГЛАВА VIII. Мораль и нравы

I. ОБРАЗОВАНИЕ

ОДНИМ из основных конфликтов во Франции XVIII века были попытки церкви сохранить церковный контроль над образованием и попытки философов и других прекратить его. Кульминацией этой борьбы стало изгнание иезуитов из Франции в 1762 году, национализация французских школ и триумф секуляризованного образования в ходе революции. В первой половине века полемика только начинала обретать форму.

Подавляющее большинство крестьян не умело читать. Во многих сельских общинах даже до 1789 года муниципальные власти «едва умели писать». В большинстве приходов, однако, существовали маленькие школы, где священник или его ставленник обучал чтению, письму и катехизису, в основном мальчиков, за небольшую плату, вносимую родителями за каждого ученика. Дети, чьи родители не могли позволить себе платить, принимались бесплатно, если подавали заявление. Посещение занятий было обязательным согласно эдиктам 1694 и 1724 годов, но они не соблюдались. Многие отцы-крестьяне не отдавали своих детей в школу, отчасти из-за нужды в них на ферме, отчасти из-за опасений, что образование станет хлопотным излишеством для тех, кому суждено обрабатывать землю. Образование не могло гарантировать повышение статуса, ведь в первой половине века сословные барьеры были практически непреодолимы. В деревнях и небольших городах те, кто научился читать, редко читали что-то, кроме того, что касалось их повседневной работы. Все знали катехизис, но только в городах можно было познакомиться с литературой, наукой или историей.

В среднем и высшем классах обучение велось дома гувернантками, затем репетиторами и, наконец, танцмейстерами; от последних ожидалось, что они научат представителей обоих полов непростому искусству сидеть, стоять, ходить, говорить и жестикулировать с учтивостью и грацией. Некоторые девушки получали частные уроки латыни; почти все неимущие учились петь и играть на клавесине. Высшее образование девушки получали в монастырях, где они совершенствовались в религии, вышивании, музыке, танцах и правильном поведении молодой женщины и жены.

Среднее образование для мальчиков почти полностью находилось в руках иезуитов, хотя ораторианцы и бенедиктинцы тоже принимали участие в этой работе. Скептики, такие как Вольтер и Гельвеций, были среди многих выдающихся выпускников иезуитского колледжа Луи-ле-Гран, где профессор «риторики» (то есть языка, литературы и речи) Пьер Шарль Поре оставил о себе любящие воспоминания среди своих учеников. Программа обучения в иезуитских школах почти не изменилась за два столетия. Хотя в ней по-прежнему делался акцент на религии и формировании характера, материал был в основном классическим. Авторов Древнего Рима изучали в оригинале, и в течение пяти-шести лет молодые ученые жили в тесном контакте с языческой мыслью; неудивительно, что их христианская вера подвергалась некоторым сомнениям. Кроме того, иезуиты «не жалели усилий для развития интеллекта и рвения своих учеников». Их поощряли к дебатам, публичным выступлениям и участию в спектаклях; их учили правилам расположения и выражения мыслей; отчасти ясность французской литературы была результатом деятельности иезуитских колледжей. Наконец, студент получал строгие курсы по логике, метафизике и этике, частично через Аристотеля, частично через философов-схоластов; и здесь, хотя выводы были ортодоксальными, привычка рассуждать оставалась — и стала, по сути, выдающимся признаком этого специфического «века Разума». Порка также была частью учебной программы, даже для студентов философии, причем без различия рангов; будущие маркиз д'Аржансон и герцог де Буфлер были выпороты перед своими классами за то, что стреляли горохом в своих преподобных профессоров.

Уже были жалобы на то, что учебная программа уделяла мало внимания прогрессу знаний, что обучение было слишком теоретическим, не давая подготовки к практической жизни, и что настойчивая религиозная индоктринация искажала или закрывала разум. В некогда знаменитом «Трактате об образовании» (1726–28) Шарль Роллин, ректор Парижского университета, защищал классическую программу обучения