Шрифт:
Закладка:
Она была, пожалуй, самой культурной женщиной своего времени. У нее была библиотека из 3500 томов, из них 738 по истории, 215 по философии, много по искусству, несколько по политике или праву, несколько любовных романов. Видимо, помимо того, что она развлекала короля, отбивалась от врагов и помогала управлять Францией, она находила время для чтения хороших книг, ведь она сама писала на превосходном французском, в письмах, богатых как содержанием, так и очарованием. Она умоляла своего возлюбленного соперничать с его прадедом в покровительстве литературе, но его набожность и скупость удержали его. Когда она попыталась пристыдить его, заметив, что Фридрих Великий назначил д'Алемберу пенсию в двенадцать сотен ливров, он ответил: «Здесь так много прекрасных писателей… чем в Пруссии, что я должен был бы иметь очень большой обеденный стол, чтобы собрать их всех»; и он начал пересчитывать их по пальцам: «Мопертюи, Фонтенель, Ламотт, Вольтер, Фрерон, Пирон, Дестуш, Монтескье, кардинал де Полиньяк». Люди вокруг него добавляли: «Д'Алембер, Клеруа, Кребийон-сын, Прево…» «Что ж, — вздохнул король, — в течение двадцати пяти лет все эти люди могли обедать или ужинать со мной!»119
Поэтому Помпадур заняла место его покровителя. Она приводила Вольтера ко двору, давала ему комиссионные, пыталась защитить от его проделок. Она помогала Монтескье, Мармонтелю, Дюкло, Бюффону, Руссо; она ввела Вольтера и Дюкло во Французскую академию. Узнав, что Кребийон-отец живет в нищете, она добилась для него пенсии, предоставила ему квартиру в Лувре, поддержала возрождение его «Катилины» и поручила королевской типографии выпустить элегантное издание пьес старика. Она выбрала своим личным врачом Франсуа Кесне, протагониста физиократов, и отвела ему апартаменты в Версале прямо под своим домом. Там она принимала Дидро, д'Алембера, Дюкло, Гельвеция, Тюрго и других, чьи идеи могли бы поразить короля; и (по словам Мармонтеля) «не имея возможности пригласить эту группу философов в свой салон, она сама спускалась к ним за стол и беседовала с ними».120
Естественно, духовенство и партия дэвотов при дворе, возглавляемая дофином, с шокированным недоумением смотрели на это покровительство неверным. Более того, Помпадур, как известно, выступала за налогообложение церковной собственности и даже за ее секуляризацию, если это окажется единственным спасением от банкротства государства.121 Иезуиты посоветовали духовнику короля отказывать ему в таинствах до тех пор, пока он сохраняет эту опасную любовницу.122 Дети короля защищали духовенство, а старшая дочь, Генриетта, которую он любил больше всех, использовала свое влияние, чтобы развести его с Помпадур. Каждая Пасха становилась кризисом для влюбленных. В 1751 году Людовик выразил тоску по Евхаристии. Пытаясь успокоить его и умиротворить своего духовника, отца Перуссо, маркиза взялась за соблюдение религиозных обрядов, ежедневно ходила на мессу, молилась с особой тщательностью и уверяла духовника, что ее отношения с королем теперь платонически чисты. Не убедившись в этом, священник потребовал, чтобы она удалилась от двора как условие, предшествующее допуску короля к таинству. Перссо умер, но его преемник, священник Десмарец, был столь же тверд. Она стояла на своем, но сохраняла внешнюю набожность. Она так и не простила иезуитов за то, что они не восприняли ее «обращение» всерьез; возможно, ее обида сыграла не последнюю роль в их изгнании из Франции в 1762 году.
Вероятно, она говорила правду, утверждая, что у нее больше не было сексуальных отношений с Луи; д'Аржансон, один из ее врагов, подтвердил это.123 Она уже призналась своим приближенным, что ей все труднее подниматься до королевских высот;124 И она призналась, что однажды отсутствие энтузиазма охладило короля до гневного бессилия.125 Она одурманила себя любовными филлерами,126 но это не принесло никакого результата, кроме вреда ее здоровью. Ее враги при дворе узнали о сложившейся ситуации и возобновили свои заговоры с целью вытеснить ее. В 1753 году д'Аржансон устроил так, чтобы сладострастная мадам де Шуазель-Романе оказалась в объятиях короля, но она потребовала вознаграждения, которое сочли несоизмеримым с ее жертвой, и Помпадур вскоре добилась ее отставки. Теперь измученная госпожа-ан-титр смирилась с мерзостью парка Серф.
В этом «Оленьем парке», в дальнем конце Версаля, был оборудован небольшой домик, где размещались одна или две молодые женщины с прислугой до тех пор, пока Людовик не принимал их в своих личных апартаментах или не приезжал к ним в коттедж, обычно в облике польского графа. Сплетничали, что девушек было много; легенда гласила, что некоторым из них было всего девять или десять лет. По-видимому, их никогда не было больше двух одновременно,127 Но их привозили и обучали, чтобы дать королю право сеньора. Когда одна из них беременела, она получала от 10 000 до 100 000 ливров, чтобы помочь ей найти мужа в провинции, а родившимся детям назначалась пенсия в размере около 11 000 ливров в год. Мадам де Помпадур знала об этом невероятном серале и держалась спокойно. Не желая, чтобы ее сместила какая-нибудь знатная госпожа, которая, несомненно, изгнала бы ее со двора, а возможно, и из Парижа, она предпочитала, чтобы развращенные вкусы короля удовлетворяли молодые женщины более низкого происхождения и умеренных амбиций; и в этом она сама опустилась до своего низкого состояния. «Я жалею только его сердце, — говорила она мадам дю Оссе, — и все эти молодые женщины, не имеющие образования, не лишат меня его».128
Придворные не были шокированы новыми порядками: несколько придворных сами содержали коттеджи для своих любовниц в том же Парке Серф.129 Но враги Помпадур полагали, что ее правление подошло к концу. Они ошибались: король оставался ее преданным другом еще долго после того, как она перестала быть его наложницей. В 1752 году он официально присвоил ей статус герцогини. В 1756 году, несмотря на протесты королевы, он дал ей высокий пост dame du palais de la reine. Она присутствовала при королеве, помогала ей за ужином, сопровождала ее на мессы. Поскольку ее новое положение требовало ее пребывания при дворе, иезуиты отозвали свое требование о ее изгнании; отлучение, под которым она долгое время жила, было отменено, и она была допущена к таинствам. Дочери короля, так долго враждовавшие с
