над ними и по высоте столько же вниз, к кучам битой черепицы и кирпичей, горелых брёвен и чёрных, склизко блестящих луж. Под ногами – остатки мозаичного пола, этакий широкий карниз, наверное бывшая прихожая соседнего дома.

– Во, – сказал Аспид, с удовлетворением озираясь, – годится. Слышь, цыпа, гляди сюда. Вон туда дойдёшь ну и назад вернёшься.

– Куда?! – не сдержавшись, ахнул Эжен.

– Нет, – слабым голосом пробормотала Арлетта, – что вы, добрый господин, я не могу.

Эжен видел, что даже стоять здесь, на ровном, сравнительно широком куске пола, ей трудно.

– Давай, не ломайся, – прикрикнул Аспид, – у меня других дел полно. Это ж не канат, в два раза шире и не качается.

Да уж, не канат. Кусок внутренней стены длиной саженей семь-восемь, шириной в один кирпич, с уходящим вниз рядом дверных проёмов посредине. Начинается там, где они стоят, кончается… Да, собственно, нигде не кончается. Всё остальное уже обвалилось.

Арлетта взглянула вниз и сейчас же скрючилась на краю, цепляясь руками за что попало.

– Отпустите нас… не могу я туда… упаду сразу…

– Хм. Наглая, да ещё и упёртая.

Аспид неспешно развернулся и вдруг оказался за спиной у Эжена, небрежно накинул ему на шею блестящий, как змеиная шкурка, чёрный шнурок. Скользкая гадость коснулась кожи, Эжен дёрнулся, взмахнул руками. Воздух исчез. Дышать нельзя – больно. Не дышать нельзя – в глазах темнеет и… Он вдохнул, захлёбываясь, и сквозь чёрный туман услышал голос Аспида.

– Кончай комедию ломать. А то я тебе жизнь облегчу. Раз-два, и кормить будет некого.

– Ы-ы-ы, – сказал Эжен. Хотел крикнуть: «Не надо», а подумал: «Ну что ей стоит». Он верил, что Аспид убьёт. Легко и просто, как тот соглядатай в Больших Костоломах. Для него это дело обычное, как высморкаться или стакан воды выпить.

Когда он проморгался, Арлетта, босая, без полушубка, в подоткнутом сарафане стояла у начала стены. Раскинула руки, качнулась вперёд, точно собиралась просто кинуться вниз, но высоким хриплым голосом громко сказала: «Allez!» – и поставила ногу на первый кирпич. Лица её он не видел. Только напряжённую прямую спину и тонкие ноги, которые переступали над бездной, порхали, почти не касаясь закопчённых, пористых, острых обломков. Кирпичи крошились, шатались, иногда падали, и тогда снизу доносился чавкающий плеск.

– Холера! – высказался Малёк.

– Годится, – довольно хмыкнул Аспид. Отпущенный Эжен осел на битый камень и некоторое время просто дышал. Тихо и осторожно, потому что вдохнуть поглубже было больно.

Арлетта дошла до конца стены, развернулась, изящно взмахнув руками, и длинным танцующим шагом двинулась обратно.

Глаза канатной плясуньи были плотно закрыты.

– Это чё, фокус такой? – поинтересовался Аспид, – ушами видит, руками слышит?

– Это она высоты боится, – сквозь боль в горле прошептал Эжен, – мы же говорили… кх-кх-кх… так невозможно. Она упадёт.

И тут же всё вышло по его слову. Кусок стены размером с человеческую голову закачался, с хрустом вывалился и полетел вниз. В последний миг Арлетта каким-то чудом оттолкнулась от него, прыгнула и упала ничком, всем телом ударилась о карниз, на котором они стояли.

– Холера ясна! – хрюкнул Малёк, забывший все остальные слова, которых, впрочем, у него в запасе было немного.

Эжен кинулся к Арлетте, потянул подальше от края, торопливо перевернул. Кровь на лбу, кровь из носа и открытые, но совершенно пустые глаза. Умерла?

– Сомлела, – заметил многоопытный Малёк, – с девками бывает. Ты её по щекам, сразу оживёт.

– Снова прикидывается? – предположил Аспид, присел на корточки, брезгливо скривился и резко ткнул Арлетту под рёбра.

– Не трогайте! – заорал Эжен, у которого весь страх пропал, осталось одно отчаяние.

– Хм. Не прикидывается, – определил Аспид, поднялся, брезгливо вытер руку о штаны.

– Не врали, значит. Пожалуй, что не годится. Эй, ты, как тебя. Пляшите где хотите. Четверть заработка за защиту. Сюда больше не таскайтесь. Навар Малёк примет.

И ушёл. Ввинтился в закопчённую стену и пропал, как не было его. А Эжен остался с Арлеттой.

– По щекам её, по щекам, – не отставал Малёк, – давай я сам, ты не сумеешь.

– Отвали, – угрюмо сказал Эжен, закутал Арлетту в полушубок, расправил юбку, чтоб Малёк не пялился, натянул валенки. Потом легонько похлопал по щекам. Не помогло. Когда сестрица лишалась чувств, это выглядело не так страшно. Глаза у неё были красиво закрыты, поза изящная, да и щёки не синеватые, а очень даже румяные. От обмороков помогали симпатичные флакончики с чем-то вонючим. Понюхав гадость, сестра обычно оживала и томным голосом просила подать воды или, скажем, настой из трав. Воды у Эжена не было, вонючих флакончиков тоже. Что делать, он не знал. Снова похлопал канатную плясунью по щекам, потом, припомнив, как поступали с сестрицей, по рукам.

– Лекаря надо.

– Хы, – высказался Малёк. Лекарь для жителей Нор был существом мифическим. В этих краях такое не водилось.

– Эжен…

Голубые глаза закрылись, губы дрогнули, слабая рука протянулась, легла на плечо.

– Эжен, ты…

– Не бойся, – сказал Эжен, – он ушёл.

– Угу, – подтвердил Малёк, – сказал, что таких, как ты, ему и даром не нать, и за деньги не нать. Не годишься ты для серьёзного дела.

– Дурак. Сразу не поверил. Помоги встать, Эжен. Пойдём отсюда.

– Пошли, выведу, – встрял Малёк, – только заточку отдайте.

– Щас. Разбежался. Сначала выведи, потом отдам.

Цепляясь за Эжена, Арлетта встала и пошла потихоньку, опираясь на его плечо.

– Заточку отдайте, – нудел Малёк, пока они шли через Норы, – четыре гривны выложил, три дня затачивал, рукояточку наборную сам собрал.

– Выведешь на Либавскую – отдадим, – в двадцатый раз обещала Арлетта.

– А кто это был? – влез в разговор Эжен.

– Кто? – фыркнул Малёк.

– Ну, такой… Страшный. На гриб похож.

– А… – Малёк скривился. – Коряга это.

– Сам Коряга? – ужаснулся Эжен. Пугаться было поздновато, но он испугался до дрожи в коленках и чёрных точек в глазах. О Коряге из Нор в Липовце слыхали даже тихие домашние мальчики. Город осаждали, захватывали, разрушали, сжигали, по улицам гуляло моровое поветрие, власть менялась и вкривь, и вкось, но одно оставалось неизменным. Городские воры, шлюхи и попрошайки ходили под Корягой. Подданные у него были беспокойные и к порядку не расположенные, но сместить Корягу ещё никому не удавалось. Несогласные как-то быстро умирали или отбывали на каторгу, а Коряга тихо и спокойно продолжал править ночным городом, а может, и дневным. Кто знает, сколько людей у него в страже и ратуше.

– А к нам он чего привязался?

– Деловые чего-то крупное подломить хотят, – зашептал Малёк, боязливо оглядываясь, – не то казначейство, не то сам дворец наместника. Только не подобраться никак. Либо подкупать кого-то, чтоб изнутри открыли, либо сверху, через трубу там или слуховое окно. И там, видать, узко. Каплюху третьего дня принесли. Только он всё равно помер. Хребет сломал. Не иначе, с высоты сорвался. Видать, не вышло у него. Теперь им снова пацан нужен ловкий. – Покосился на Арлетту и добавил презрительно: – Ну или там девка.

– Не хочу ничего