часу ночи) нет и намека на ту трагичность восприятия, каким отмечено письмо 11-го, когда А. Ф. получила сообщение из Ставки о готовящейся отставке Протопопова. По письму выходит, что А. Ф. только от мужа впервые узнала о совершающихся переменах – Протопопов утверждал, что отставка его уже была подписана. Письма 11-го и 12-го, накануне отъезда в Ставку, написаны с выразительной экспрессией. «Старик напрасно не сообщил мне о другом твоем намерении, оно страшно поразило меня, – начинает А. Ф. письмо 11-го, отправленное одновременно с письмом, написанным накануне поздно вечером. – Не сменяй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно вместе обсудим все… Настали тяжелые времена, не ломай все сразу; с Штюрмером это был уже большой шаг… Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Бэби и для нас необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга. Вспомни, как в прошлом году все были против тебя и за Н. (Ник. Ник.), а наш Друг оказал тебе помощь и придал тебе решимости, ты взял в свои руки и спас Россию. Я так горячо молю Бога, чтобы он просветил тебя, что в Нем (т.е. Распутине) наше спасение; не будь Его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасет нас… Он – наша опора и помощь… Прошу тебя, ради меня, не сменяй никого до моего приезда. Скажи Треп., что ты оставляешь себе еще один или два дня на размышление…» На следующий день А. Ф. возвращается к «главному»: «Не сменяй Прот. Вчера я имела продолжительную беседу с ним – он совершенно здоров, конечно; Треп. (как я знала) сказал мне то же самое, это – совершеннейшая неправда, он тих и спокоен и безусловно предан405. Не сменяй сейчас никого, иначе Дума вообразит, что это произошло благодаря ей, что ей удалось всех выставить. Нехорошо начинать с разгона всех… Тебе известно, что я не слишком хорошего мнения о Треп., а его желание разогнать преданных мне людей уясняет мне его игру. Это более серьезно, чем ты думаешь…» «Помни, – приписывает А. Ф. в дополнительном абзаце, – что дело не в Прот. или X, Y, Z. Это вопрос о монархии и твоем престиже, которые не должны быть поколеблены во время сессии Думы. Не думай, что на этом одном кончится: они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих. Вспомни, как в прошлом году… ты тогда тоже был один с нами двумя против всех, которые предсказывали революцию… Ты пошел против всех, и Бог благословил твое решение. Снова повторяю, что тут дало не в Прот., а в том, чтоб ты был тверд и не уступал – “Царь правит, а не Дума”. Я борюсь за твое царствование и за будущее Бэби».

За письмом летит телеграмма: «Надеюсь, до встречи не решишь ничего», на что Государь ответил: «Подожду с назначениями до свидания с тобой». 13 ноября А. Ф. приехала в Могилев – Протопопов остался. Протопопов показывал в Чр. Сл. Ком., что накануне его выезда в Ставку Трепов собрал частное совещание министров, итог которого мин. юст. Макаров резюмировал выводом, что «исходя из настроения… Думы» нужна «уступка» – «жертва собой» со стороны Протопопова. Последний выразил согласие после слов Трепова, что он один сможет «уговорить Царя». В вагоне императорского поезда в Ставке трое собравшихся там совместно решили пойти на тот компромисс, который Протопопов будто бы предложил накануне открытия сессии Гос. Думы в отношении Штюрмера: «отпуск временно по болезни».

Широко процитированные нами письма А. Ф. за период тех «тяжелых дней», когда происходила, по позднейшему выражению автора писем, «борьба», не оставляет сомнения в том, что соображения лишь внутренней политики диктовали А. Ф. ее поведение – страстная защита Протопопова ни с какими задними мыслями о сепаратном мире не была связана. Потайные методы должны были бы проявиться хоть в каких-либо намеках.

II. Новый премьер

1. Обструкция в Думе

При обозрении тогдашних событий в определенном ракурсе мы можем оставить в стороне общественную борьбу за установление «министерства доверия», которая шла в эти дни в стенах Таврического дворца и достигла кульминационного пункта при прочтении новым председателем Совета министров Треповым правительственной декларации. Эта страница более или менее освещена в моей книге «На путях к дворцовому перевороту».

На стороне представителей левых фракций, шумно демонстрировавших в заседании 19 ноября и не дававших Трепову возможности огласить правительственную декларацию, была, по крайней мере, хоть внешняя логика. С правительством «измены» страна действительно не могла иметь ничего общего. Было бы слишком наивно «измену» соединять только с личностью ушедшего руководителя внешней политикой и направлять удары исключительно в сторону «жалкого фигуранта». Не слишком радикальные «Русские Ведомости», но не загипнотизированные тактикой прогрессивного блока, писали в день возобновления сессии Гос. Думы: «Перед Думой выступает сегодня не новый кабинет, а тот же кабинет Штюрмера. Правда, в нем нет самого Штюрмера, но это не меняет основной сущности дела. Ведь в Штюрмере лишь нашел себе наиболее наглядное и выразительное воплощение тот дух и та система управления, которые с его удалением не только не исчезли, но, напротив, не заслоняемые более его личными красочными свойствами, противостоят жизненным интересам государства с еще большей принципиальной ясностью и определенностью».

Прогрессивный блок, единодушно вместе с правыми голосовавший за исключение обструкционистов, тем самым подчеркнул несерьезность аргументации, которой был обставлен боевой лозунг в «сенсационной» речи его лидера. Это была лишь политическая демагогия – обоюдоострый тактический прием «бить» по врагу всеми средствами. Недаром представитель «националистов» гр. Бобринский, выступавший 19-го после Пуришкевича, охарактеризовал отставленного Штюрмера лишь как «бездарного председателя Совета министров, без программы, без воли, без способностей»406.

Милюков вполне удовлетворился отдушиной, которую он сделал «для накопившихся газов» 1 ноября, совершенно не считаясь с тем, что настроение в стране «ораторами блока» было поднято, по замечанию тех же «Рус. Вед.», на «огромную высоту» и далеко не в том направлении, которое сам руководитель блока счел возможным охарактеризовать 19-го словами: «Страна встрепенулась; от ваших речей пролетела электрическая искра по стране. Зарезанные цензурой речи расходятся наподобие былых прокламаций,