Никаким официальным опровержениям современники, загипнотизированные слухами, сомнениями и «информациями», не верили. С достаточной определенностью высказал это с кафедры Гос. Думы неуравновешенный монархист Пуришкевич, так долго юродствовавший в Думе, а во время войны, по собственному выражению, взобравшийся на колокольню Ивана Великого и на всю Русь святую вдруг закричавший: караул! «Когда много кричат о том, что мира не будет, – говорил бессарабский депутат 19 ноября по поводу циркулярной депеши Штюрмера 3 ноября за границу с опровержением «нелепых слухов» о сепаратных переговорах между Россией и Германией о заключении сепаратного мира, – значит, есть кто-то, кто стремится, чтобы мир был заключен». «Верно», – раздалось с мест левых в Думе. Конечно, сторонники мира были, но ведь дело было не в этом, а в том – был ли «сепаратный мир» активным стимулом правительственной политики. Надо признать, что о сепаратном мире больше всех и громче всех кричали как раз те, кто боролись с подобной тенденцией и тем самым популяризировали лозунг: «мир во что бы то ни стало», к которому «так внимательно» прислушивались в Германии (из жандармских донесений в октябре 1916 г.). Насколько чужда была верховной власти концепция, ей приписываемая, видно из того, как протекал кризис правительственной власти после «скандала», разыгравшегося в Гос. Думе 1 ноября.

У нас нет толкового рассказа о том, что было в Совете министров. Согласно показаниям Милюкова в Чр. Сл. Ком. на основании того, что он узнал «позже», «Штюрмер решительно выступил с требованием отсрочки Гос. Думы, т.е. перерыва ее занятий. Поддержки он не встретил, большинство министров высказалось против этого, и единственное удовлетворение, которое ему дали, это по поводу вопроса о моем преследовании… Было отклонено преследовать меня от правительства, и они предоставили это делать ему лично в форме обвинения меня в клевете». Информаторы Палеолога донесли ему, что Штюрмер требовал роспуска Думы и ареста Милюкова, но его поддержал только Протопопов.

Единственным надежным источником для нас может быть черновой текст всеподданнейшего доклада Штюрмера, который во всяком случае определял позицию самого премьера. 3 ноября он докладывал Царю: «Высочайшим словом, начертанным на моем докладе (речь идет о докладе 31 октября и о резолюции Царя по вопросу о роспуске Думы, полученной в Петербурге лишь 2 ноября), определяются дальнейшие мероприятия правительства в отношении к Гос. Думе. Правительством приняты все зависящие от него меры для установления совместной с Думой работы. Итоги первых трех дней оставляют, однако, мало надежды на возможность достижения такой цели. Гос. Дума до сих пор еще не приступила к рассмотрению внесенных законопроектов. Ее занятия протекают исключительно в обсуждении необходимости добиться отстранения ныне существующего правительства, неспособного и злонамеренного, способов борьбы с ним впредь до его ухода и до замещения кабинета таким составом, который будет опираться на большинство Гос. Думы и будет перед нею ответственным. Дума не критикует отдельных мероприятий правительства, а только огульно и ожесточенно нападает на наличный состав Совета министров, и в особенности на его председателя. Его обвиняют в государственной измене, в освобождении от заключения ген. Сухомлинова, во взяточничестве полицейского агента Мануйлова и т.д. Возведенные на меня обвинения, первоначально изложенные в речи депутата Милюкова, вынудили меня заявить председателю Думы о возбуждении мною против Милюкова преследования по суду за клевету392.

В речи того же депутата Милюкова было допущено и иного рода заявление, по поводу которого я потребовал в тот же день от Родзянко объяснений о том, какие им были приняты меры воздействия на оратора. Правительство в пределах, допускаемых его достоинством, спокойно будет выдерживать все разнузданные натиски Думы и будет избегать поводов к дальнейшим с ней недоразумениям. На успешное разрешение предстоящей ему задачи представляется мало данных, так как на правительство возводятся не конкретные обвинения, а ставится принципиальный вопрос: “Мы или они”, и речь идет о решении Гос. Думы провести в жизнь страны новый правительственный строй. Затем правительством будет сделана попытка к возврату Гос. Думы на путь исполнения ею ее прямых обязанностей. Совет министров возложил на министров военного и морского поручения выступить в Думе с напоминанием о том, что чрезвычайные обстоятельства военного времени настоятельно требуют принятия неотложных мер к содействию армии и флоту в их борьбе с внешним врагом, и что к разрешению этой первостепенной важности задачи долг патриотизма повелевает немедля обратить все силы законодательных учреждений».

Судя по довольно бестолковой стенографической записи показаний б. военного министра Шуваева в Чр. Сл. Ком.393, в Совете министров царила растерянность после того, как Штюрмера «отчитали» в Думе. «Говорят, что все-таки нужно дать пояснение, нужно в Думе кому-нибудь выступить». «Ну, один, другой, третий… Да военному министру», – показывал Шуваев применительно к своей своеобразной, отрывочной манере говорить. «С этим обращается Штюрмер: вам». Шуваев, как «солдат», принял приказание, но отказался выступать по «шпаргалке», предложенной мин. юст. Макаровым.

Заседание Думы 4-го, где выступили военный и морской министры, по замечанию Палеолога, произвело «сенсацию» – особенно показательным явилось как бы демонстративное публичное пожатие военным министром руки лидера думской оппозиции, выступавшего с изобличением 1 ноября. Всеподданнейший доклад Штюрмера и показание самого Шуваева опровергают свидетельство Родзянко, что военный и морской министры явились в Думу «на свой риск и страх» и что правительство оставалось совершенно «равнодушным» к этому выступлению. Штюрмер во всеподданнейшем докладе изобразил так: «Вчера, 4 ноября, министры военный и морской выступили в Гос. Думе и заявили о полном обеспечении русской армии и флота всем необходимым для дальнейшей обороны государства и о твердой их уверенности в том, что враг уже надломлен и что окончательное его поражение с каждым днем приближается. Морской министр добавил, что государственная оборона требует совместной работы правительства с Гос. Думой. Означенные заявления были встречены Гос. Думой с единодушным сочувствием и были приняты, как свидетельство о том, что война будет продолжаться и что слухи о сепаратном мире должны рассеяться. При дальнейшей оценке речей министров часть Гос. Думы высказалась, что слова об единении правительства с народными представителями должны быть приняты, как решение со стороны правительства переменить нынешний состав министерства». «5 и 6 ноября, – заключил Штюрмер, – общих собраний в Гос. Думе не будет. В понедельник, быть может, установится тот желательный в настроениях Гос. Думы перелом, и она перейдет к работе законодательной».

В следующем докладе, 7 ноября, оптимизм премьера исчезал: «Долгом приемлю представить В.