Шрифт:
Закладка:
Пока трудно разобраться в скрещивавшихся «интригах» – о закулисной работе в пользу треповской кандидатуры намекает в своих записках Палеолог, а председатель Думы в показаниях так определял позицию самого Трепова: «Он сразу (после назначения министром пут. сообщ.) как-то вознесся и считал себя едва ли не спасителем отечества». Попал ли Трепов на руководящий пост в качестве такого «спасителя отечества» в критической момент, или Царь, напуганный агрессивностью председателя Думы, после напоминания жены вспомнил, как сам он назвал июньское предложение Родзянко назначить в военное время премьером морского министра «невероятной глупостью» – во всяком случае, назначение Трепова явилось компромиссом между «министерством доверия», которого требовала Дума, и реакционным, который отвергал весь кабинет… В представлении Григоровича он оказался жертвой «интриги» пресловутых «темных сил». Другие по-иному оценили назначение Трепова. Националист Бобринский в Гос. Думе, собравшейся после короткого перерыва, говорил 19 ноября: «Царь внял голосу страны». Позже в Чр. Сл. Ком. Милюков говорил, что «первым впечатлением было впечатление полной победы Думы после удара по Штюрмеру». «Трепов считался кандидатом либеральным, и давно шло к тому, чтобы выдвинуть его в такой момент, когда можно сговориться с Думой, чтобы представить в качестве приемлемого для Думы». В свою очередь, и Маклаков впоследствии вспоминал, что думские деятели были настроены оптимистически, так как отставка двух непопулярных министров (тогда Маклаков не сомневался и в уходе Протопопова) считалась началом «большой думской победы». Для Милюкова это было только «первым впечатлением», ибо оказалось, что «Трепов не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы круто повернуть». Родзянко выражался сильнее: «Это один из наиболее удачных министров – из всей этой плеяды, человек большой воли, большого ума, человек, способный на компромисс. У нас уже были отношения налажены, и через него, может быть, мы получили бы ответственное министерство, но так как об этом прослышали, то его сейчас же изгнали»401.
3. Борьба за Протопопова
С уходом Штюрмера освобождался пост руководителя иностранной политикой. Казалось бы, здесь-то и надо было при планомерном осуществлении заданий, связанных с подготовкой сепаратного мира, найти подходящего, соответствующего заданиям, преемника. «Давай выберем министра ин. д. вместе», – писала А. Ф., намечая, как мы видим в предшествовавшем письме, Щегловитова402 или Гирса403.
В Чр. Сл. Ком. Протопопов утверждал, что идейно он рекомендовал на пост министра иностранных дел Покровского (в качестве такового Покровский фигурирует в кауфманском проекте реорганизации кабинета), который и был назначен в дни пребывания А. Ф. в Ставке. Таким образом, руководитель иностранной политикой был избран совместно, как того хотела Императрица. Покровский был во всех отношениях антиподом Штюрмера и явно не проходил через «прихожую». Еще 17 марта А. Ф. отмечала в письме: «Я совсем не знала, что славный Покровский (назначенный гос. контролером) известный левый (самый симпатичный, к счастью), последователь Коковцева и блока».
С горячностью только А. Ф. выступила в защиту Протопопова, положение которого поколебалось, так как Трепов считал необходимым произвести изменения в составе кабинета, дабы сделать его более приемлемым Думе, – наиболее одиозной фигурой и был Протопопов в роли министра вн. д. В письме 10 ноября Царь писал: «Когда ты получишь мое, ты наверное уже будешь знать от Шт. про перемены, которые крайне необходимо теперь произвести. Мне жаль Прот. – хороший, честный человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека Мин. внутр. дел в такие времена! Старого Бобринского также надо сменить. Если мы найдем на его место умного и энергичного человека, тогда, надеюсь, продовольственный вопрос наладится и без изменения в существующей системе. Пока будут происходить эти перемены, Думу закроют дней на 8. Иначе они стали бы говорить, что это делается под их давлением. Трепов, во всяком случае, постарается сделать, что может… Он… привезет список лиц, которых мы намечали с ним и с Шт. Только прошу тебя, не вмешивай нашею Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе. Бедный старик был спокоен и трогателен!»
Протопопов показывал в Чр. Сл. Ком., что вечером в день его отъезда в Ставку (это было 8-го) Трепов пригласил его и сказал, что находит его «не на месте, как управляющего мин. вн. д.», и желал бы устроить его в министерство торговли, и что «с Думою ему будет легче справиться», если Протопопова не будет. «Я ответил, – писал Протопопов, – что раз ему мешаю и Царь меня отпустит, то я согласен уйти. Он сказал, что переговорит с Царем – это его дело, и меня он только предупреждает о том, что случится». В «прихожей», поскольку она сосредотачивалась на квартире тибетского лекаря и в «маленьком домике» Вырубовой, забили тревогу. Протопопов рассказывал, что после беседы с Треповым («уходить мне было жаль – вины я за собой не чувствовал, надеялся доказать, что я хочу и сделаю добро») он отправился к Бадмаеву, где был уже Курлов и куда по телефону был вызван Распутин, сказавший: «хорошо, что это узналось сегодня, а то завтра уже было поздно». Распутин «поговорил из другой комнаты с Царским Селом по телефону» и, вернувшись, посоветовал Протопопову «не беспокоиться заранее: Бог милостив – все еще, может, обойдется…» Позже Протопопову сказали, что Трепову день приема отложен на сутки и что в Ставку уезжает Царица. В своих дополнительных показаниях Протопопов свидетельствовал, что он сам 8-го отправил депешу Распутина Царю, «резко составленную против Трепова и его предположений переменить состав Совета министров»404.
Роль бадмаевского окружения, поскольку во всей этой истории фигурирует А. Ф., явно преувеличена. В письме А. Ф. 10 ноября (оно писалось в первом
