Прислонив голову к стволу и расслабившись, несмотря на ночной сырой холод, тёмный эльф вспомнил того, кого хотел считать наследником.

— Тебя ведёт не желание помочь матери, — заговорил брат дориатского короля, — тебя ведут амбиции. Ты не хочешь быть вторым после меня, мечтаешь стать лучшим. Ты точно не осядешь где-нибудь в никому не нужном поселении из трёх домишек и вряд ли пойдёшь к смертным. Тебе закрыт путь к гномам, и обнищавший Хитлум тебя не заинтересует. Значит, остаётся только…

Догадка, которую Эол решил как можно скорее проверить, придала сил. Собравшись с мыслями и посмотрев на израненные руки, тёмный эльф начал заранее готовить чары, которые точно пригодятся.

— На этот раз заклинание сработает безупречно, ведь враг знаком хорошо, как никогда.

С губ, дрожащих от сводящей челюсть злобы, стали слетать слова, и почти зажившие царапины на сжатых кулаках закровоточили.

— До судорог, до бреда, до рыданья,

До порванных от напряженья жил,

Я сохранял свои воспоминанья,

Которыми всё это время жил.

Я их хранил на сумрачной вершине,

Во тьме бездонной пропасти хранил,

На самом дне хрустального кувшина,

Как капли высохших чернил.

Когда ползёшь, глотая клочья пыли,

Когда добра от зла не отличить,

Ты должен знать, что про тебя забыли,

И сделать всё, чтоб самому забыть.

Но память, как и смерть, неистребима,

Как дождь ночной по черноте стекла,

Кровавыми осколками рубина

Она на дно хрустальное текла.

Удавкою тугой сжимает горло ворот мне!

Мысли мои превращаются в змей.

Кровью памяти моей обрызган город,

Кровью памяти моей!

Небо заволокло плотной чёрной пеленой, начал накрапывать дождь. Посмотрев по сторонам в поисках укрытия, Эол ещё сильнее сжал кулаки и, глядя на алые капли, произнёс:

— Моя кровь станет ядом для твоего города, сын Голодрим.

Примечание к части Песня "Каторжник" из зонг-оперы "Суинни Тодд"

Слава...

Над высокой деревянной голубятней в небо взмыла белоснежная стая. Количество птиц и направление полёта сообщили знающим шифр стражам каменной крепости всё, что требовалось.

Тревоги нет. Сказанное в письме подтвердилось. Принцесса Аредэль Ар-Фейниэль вернулась, и перед ней должны быть открыты все Врата.

***

— Долбаная железка! Отправляйся к Морготу в зад!

Из окна дома-кузницы донеслась ругань, грохот и лязг металла, потом всё резко стихло, а через некоторое время начался мерный мелодичный скрежет.

Проходившие мимо горожане не удивлялись, поскольку глава Дома Кузнецов, как обычно называли Гневный Молот, Рог не стеснялся знания и употребления совсем не эльфийских выражений.

— Долбаный забор!

Что-то снова звякнуло, однако не столь громко.

— Не нервничай так, друг, — сказал вошедший толстый эльф, тяжело опираясь на изящную трость и уже заранее обмахиваясь веером. — Здесь тебя никто бить не будет, даже если вовсе ничего не сделаешь, а плату, данную вперёд, пропьёшь или потратишь на женщин.

— Не мысли, как раб, Талаган, — рявкнул Рог. — Мы давно свободны и отвечаем за свои дела перед собой и свободными собратьями! Понимаешь, что это значит? Это значит, что если я поступлю так, как ты говоришь, те, кто готовы платить мне за работу, станут платить другим! И обо мне как о мастере пойдёт дурная слава!

— Слава… — лорд Арфист, осторожно поправляя складки одежды и тела, опустился на скамью около подоконника, начал обмахиваться. — Рог, я пока к тебе шёл, проголодался. Отвлекись от изгороди и удели внимание гостю.

Кузнец расхохотался громче, чем до этого ругался, нежно поставил неоконченную работу к стене у горна и полез в погреб.

— Никогда не угадаешь, где я был, прежде чем пойти к тебе, — вытирая пот с лица и шеи между складками подбородка, Салгант оценивающе бегал глазами по обстановке в доме друга, тщетно выискивая что-нибудь новое.

— Талаган, — раздался голос из погреба, — от тебя можно ожидать чего угодно. Но, полагаю, ты не был на работе в кузнице.

— Хуже, друг мой, хуже. Я был в библиотеке.

Хохот Рога сотряс пол.

— Не поверишь, но я не только коллекционирую книги в драгоценных переплётах, но и читаю их. Иногда, — толстый эльф тоже повеселел. — Однако мне нужен был Пенголод, а не его записи. Дело в том, что я хотел узнать, как правильно реагировать на возвращение сестры короля.

— Что я говорил о рабском мышлении? — кузнец показался из погреба с таким ехидным лицом, словно застал Салганта за любовными играми с чужой женой. И не одной.

— Это попытка быть вежливым, Рог. Вежливость — это такое качество, которое тебе недоступно, но у других ты его периодически наблюдаешь, когда тебе прямо не говорят, что ты выражаешься, словно орк, а намекают на нахождение в приличном обществе.

— И какое это имеет отношение к тому, что кто-то решил, будто может нам указывать, что думать?!

Мастер вывалил на стол запасы жареного мяса, печёных овощей и хлеба. Каждый вхожий в его дом житель города знал — Рог не переносил мельтешащих вокруг слуг, поэтому пускал их к себе раз в три-четыре дня, чтобы помощники быстро убрались и приготовили еды на неделю вперёд, а после — забирали положенное вознаграждение и проваливали из мастерской как можно быстрее. Даже подмастерьев кузнец старался не брать, а с учениками занимался исключительно по настроению. Зато по праву главенствовал над кузнецами, ювелирами, плотниками и даже строителями, поскольку никто и никогда не решался спорить с «Балрогом». Кроме лорда Арфиста. Но Салгант делал это только наедине и не мешал набивать цену работе подопечных друга, даже если сам никогда бы столько за подобное не заплатил.

— Нам никто не указывает, — толстый эльф принялся за еду. — Послушай, Балрог, стремление к свободе должно иметь разумные границы. В данном случае, нам следует помнить — мы живём на территории аманэльда, назвавшего себя королём, подобным Вала Манвэ. Ты знаешь, кто такой Манвэ?

— Слышал, — скривился Рог, взявшись за мясо и вино. — Мерзкий тип. И я не изменю мнение, пока этот гад