— Рэйдзо как будто собирается сюда скоро приехать,— проговорила тетушка, словно рассуждая вслух.

В старом доме Масуи, стоявшем на месте бывшей самурайской усадебки у подножия холма, почти все время были раздвинуты сёдзи, чтобы как следует проветрить его. Спешно приводился в порядок и двор. Это проделывалось раз в три-четыре года, и затем вскоре появлялся Рэйдзо Масуи. Он приезжал на Кюсю по делам, всегда был страшно занят, но не было случая, чтобы он не остановился в старом родительском доме и не побывал на могилах предков. Предки Масуи были бедными самураями низшего ранга — таких стали называть «коричневыми» по классификации, введенной в 1818 году знаменитым казначеем клана, который, проводя политику укрепления финансов, установил даже цвет одежды жителей клана по сословно-имущественному признаку. Домик, доставшийся Масуи от родителей и находившийся сейчас под присмотром слуги, был маленький и ветхий. Если бы Масуи не пристроил две-три комнатушки и не расширил немного двор за счет купленного соседнего участка, то таким жильем вряд ли удовольствовался бы даже заурядный клерк из городского учреждения. Но Масуи это нисколько не смущало.

Запущены были и могилы его предков.

Обычно выходцы из этого города, которым удалось сколотить приличное состояние или занять видное положение в обществе, сооружали над могилами своих предков великолепные памятники, всячески стараясь перещеголять в этом друг друга. Пустить пыль в глаза землякам было для них величайшей отрадой, и чем ниже был их род, тем роскошнее были усыпальницы предков. Не отставал от других и Таруми. Место упокоения его предков, принадлежавших к тому же сословию «коричневых» самураев, было теперь обнесено оградой из прекрасного отполированного гранита.

Но Масуи не стал менять на своем семейном кладбище скромного надгробия, которое стояло здесь издавна и вполне соответствовало невысокому рангу пеших самураев.

Однако никто не расценивал это как проявление скупости. Жители города знали, что он, не задумываясь, жертвовал весьма солидные суммы на местные нужды. Причем делал он это тоже не так, как Таруми. Гот еще не дал ни одного гроша из своего кармана и не добивался для города никаких субсидий, если это не шло на укрепление позиций его партии или на поддержку его кандидата на выборах в парламент. Масуи в этом отношении был чист и действовал бескорыстно. Городская библиотека, стоявшая на месте развалин замка, была построена почти целиком на его средства. Местные жители гордились и большим книжным фондом библиотеки и ее зданием; такой библиотеки не было даже в соседнем городе Камада — центре префектуры. Но житейская мудрость жителей Осака брала свое, и местные деловые люди говорили: «А все-таки Масуи-сан мог бы придумать что-нибудь и получше. Кому нужна библиотека? Старичкам, которым нечего делать? Или студентам? Больше она никому не нужна. На эти деньги он мог бы создать здесь какую-нибудь фирму, это способствовало бы процветанию города».

— А что, Сёдзо, если тебе поступить в библиотеку? У тебя нет такого желания?—спросил вдруг дядя, когда они начали сравнивать Таруми и Масуи и вспоминать, что каждый из них сделал для родного города.

Сёдзо промолчал.

— В самом деле. Раз ты пока в Токио ехать не собираешься, какое-то временное прибежище нужно найти. Да и вообще библиотека для тебя во всех отношениях сейчас наиболее благоприятное место. Ты ведь и так там проводишь почти все время. А когда вернется Киити и вся эта суматоха уляжется, можно будет начать разговор о выделении тебе твоей доли наследства. Ну как?

Дядя настойчиво добивался ответа, что вообще ему не было свойственно.

А Сёдзо смотрел на его худые, острые колени, обтянутые саржевым кимоно мышиного цвета, на лежавшую на них трубку в серебряной оправе, перешедшую к дяде от отца.

Когда-то Сёдзо уже сидел точно в такой же позе и точно так же от него требовали ответа. Так бывало не раз, разве что сейчас он смотрел на колени дядя, а тогда — на колени отца.

По окончании средней школы он настаивал на том, чтобы поступить в Первый колледж в Токио, а отец посылал его в Пятый колледж в Кумамото, ибо там легче было сдать экзамены. Поступая в университет, он мечтал о литературном факультете, а отец заставлял пойти на юридический... И тогда эта же самая оправленная в серебро трубка с золотым ободком на мундштуке лежала у отца на коленях... В первый раз победил он, во второй раз — отец. Но в обоих случаях он решительно стоял на своем.

А сейчас он и рта не раскрыл, чтобы возразить дяде, сидел и молчал, не говоря ни да, ни нет. Он был похож на полевую мышь: бедняжка мечется, ищет, куда бы укрыться, и вдруг ей указывают спасительную норку.

— Вы думаете, там есть вакансия?—наконец сказал он.— Да и возьмут ли меня? Я ведь клейменый.

Горькая улыбка искривила его губы, и снова он подумал о том, что это клеймо ставит его и разделивших с ним участь товарищей в положение изгоев. Из-за этого клейма он и вынужден был стать архивным червем в конторе управителя Ато и репетитором наследника виконта. Да и эту работу он сумел получить лишь благодаря протекции Таруми, стоившей ему немало унижений. Клеймо виновато и в том, что он испытал за последнее время и утратил веру в себя. И вот теперь единственная для него возможность — зацепиться за незавидное место провинциального библиотекаря . Впрочем, не слишком ли он торопится жалеть себя? А вдруг его не возьмут даже и на эту работу!

— Ну, это не то, что устроиться преподавателем в среднюю школу, это легче уладить,— ответил дядя таким тоном, словно никаких затруднений не было, но тут же заметил: — А если приедет Масуи, то и вовсе нетрудно будет. Хотя мне и не хотелось бы прибегать к протекции...

— Вполне понятно,— подхватил Сёдзо.— И мне бы очень не хотелось беспокоить господина Масуи по такому поводу.—-Тон его был резким — он подумал о том, что хватит с него благодеяний Таруми.

— Конечно. Но если бы тебе удалось, номинально числясь служащим библиотеки, заняться историей христианства или еще чем-либо, что тебя интересует, то ведь лучше этого места не придумаешь. Так мне кажется. Во всяком случае, я постараюсь повидаться со стариком Ямадзаки и выяснить насчет вакансии.

Заботы дяди этим не ограничились. Когда после ужи-: на — вареного риса с побегами бамбука, жареной форели и супа из соевого творога, присланного