Авиям прогнал мрачные мысли и вновь принялся соображать и рассчитывать. Галаад любил детей своей наложницы больше, чем детей Зильпы, Иеффай был его любимцем. Что ж, он был прав. Иеффай был парень что надо, полный сил и подкупающего жизнелюбия, привлекавшего к нему всех окружающих. Но он совершил возмутительный поступок. Можно было бы простить ему, что он был сыном наложницы-аммонитянки, но он и сам привел к себе в дом аммонитянку и взял ее в жены. Так что же – признать за ним все права на наследство? Никогда больше не подвернется столь удачный случай указать ему, где его место. Но, с другой стороны, этот Иеффай был человек, наделенный многими достоинствами, плоть от плоти и кровь от крови Галаада, а много ли таких найдется среди соплеменников? Разумно ли будет изничтожить его?

Священник почувствовал, что его знобит, несмотря на множество покровов, хотя было еще тепло. Он весь сжался, потом встал и потянулся. Чтобы лучше видеть, загородил высохшей ладонью глаза от солнца. Впился взглядом в тянущуюся внизу погребальную процессию, а то, чего не смогли разглядеть его глаза, дополнило воображение.

Он увидел семейство покойного, его жену и трех сыновей. Он увидел, как решительно вышагивает Зильпа вверх по холму, он хорошо ее знал и мгновенно догадался, чем заняты сейчас ее мысли. Она продумывала, как надо действовать, чтобы судьей в Галааде стал один из ее сыновей и с его помощью сохранить главенство в земле ее предков.

Наверное, несмотря на все, наилучшим выходом было бы помочь ей осуществить свой план. Наверное, ему следовало бы уговорить старейшин назначить Самегара судьей. Самегар, младший из сыновей Зильпы, был человеком созерцательным; люди называли его мечтателем. Он изучил знаки древнего письма и старался доискаться до смысла древних таблиц и свитков. И всегда искал совета и помощи у него, у Авияма. Став судьей, он по-прежнему будет послушно следовать его наставлениям.

Горячая волна стыда накатила на священника. Ведь, в сущности, он прикидывал, не сесть ли ему самому на место судьи в облике Самегара. Позорно столь позднее тщеславие.

Однако где найти достойного преемника Галааду?

Авиям пожал плечами и тяжко вздохнул; его живое, подвижное лицо выражало досаду, растерянность и уныние. Господь поручил ему назначить преемника Галаада, но словно в насмешку лишил его своего божественного наития.

3

В тот же вечер Авиям навестил семью усопшего.

Простой приземистый дом был полон людей. Здесь собрались дочери Галаада со своими мужьями, жены трех его сыновей и множество внуков. Все они лениво и вяло сидели на корточках либо слонялись без дела, кто во дворике, кто в пышущей жаром духоте комнат. Поскольку до поминальной трапезы все должны были соблюдать пост, они были голодны, а кроме того, еще и встревожены тем, что принесут им грядущие дни.

Зильпы и ее сыновей среди них не было. Священник обнаружил их на плоской крыше дома, обвеваемой вечерней прохладой. Он хотел обсудить с ними, когда следует быть поминанию, – вопрос по некоторым причинам весьма щекотливый. Поэтому он начал говорить о другом, выжидая, кто из четверых первым заговорит о деле, ради которого он пришел; кто это сделает, тот и претендует на роль главы семьи и дома.

Никто из сыновей не проявил такого желания. Старший из них, Гадиил, унаследовал от отца крепкую, немного грубоватую фигуру, широкое открытое лицо и шумливый вспыльчивый нрав. Однако не было у него той лучезарности, той порывистой горячей сердечности, которая привлекала к Галааду души мужчин и женщин. Гадиил показал себя хорошим воином, он не знал страха в бою и не избегал опасностей. Но он был скорее склонен исполнять чьи-то приказы, чем приказывать самому, и мысль, что ему, может быть, придется унаследовать должность отца, была ему неприятна; он не хотел взваливать на себя ответственность перед строгим и недоступным его пониманию богом Ягве.

Точно так же и среднего сына Галаада, Елека, отнюдь не прельщала возможность занять место отца. Он тоже унаследовал его коренастую фигуру, но она у него округлилась и расплылась, а мясистое лицо глядело на мир глазами спокойными, рассудительными и немного сонными. Он с ранних лет проявлял интерес к управлению богатыми владениями семейства – к глубокому удовлетворению матери, предоставлявшей его заботам все большую часть хозяйства. Он следил, чтобы содержались в порядке дома и поля, принадлежавшие семейству Галаада и разбросанные по всей стране, а также присматривал за виноградниками и оливковыми рощами, стадами, работниками и работницами, и под его началом владения семейства процветали. Он был рад, что теперь сможет еще больше заниматься этими делами, чем раньше; но других обязанностей брать на себя не хотел.

А уж Самегар, младший сын, медлительный созерцатель и мечтатель, и вовсе не желал быть главой рода.

Зильпа неодобрительно оглядела своих сыновей, из которых ни один и слова не проронил, и священник не без некоторого удовольствия понял, что в конце концов она сама займет главенствующее положение в доме.

– Думаю, – сказала она своим гортанным, решительным голосом, – мы устроим поминальную трапезу завтра, когда наступит вечерняя прохлада.

Решение ее было разумным и правильным, ни к чему было заставлять родственников поститься слишком долго. Но было и еще одно обстоятельство, на которое в этом доме, очевидно, хотели закрыть глаза: ведь жил на свете еще один сын Галаада, самый младший из наследников, и жил он далеко от Массифы.

– А ты подумала о том, – спросил Авиям, – что от Маханаима сюда путь не близкий? Иеффаю вряд ли удастся прибыть ко времени, которое ты предлагаешь.

Второй сын, Елек, склонен был поддержать мать, но с одной оговоркой. Ему бы очень хотелось округлить владения семьи жирной землей в Маханаиме, но сделать это надо было честь по чести, не вызывая злобной молвы, так что он предпочел бы видеть своего сводного брата Иеффая среди участников трапезы. Но