– Может, но только на ограниченное время. Когда связь вновь прервётся, жизненная сила Морока восстановится. Зависит от степени его истощения. Не сразу и, может, не очень быстро, но он поправится.

– Значит, моё время истекло?

– Его должно было быть больше… – Впервые слышу, чтобы дядя Александра говорил таким мягким голосом, медленно, аккуратно подбирая слова. – Но тебя часто ранили. Чтобы лечить тебя, Аарон отдавал слишком много и слишком быстро.

Я понимаю, к чему он ведёт, догадываюсь о решении проблемы.

– Он должен отпустить меня. И как можно быстрее.

Кристиан шумно выдыхает, ему не нужно ничего говорить. Мне хватает лишь нескольких секунд, чтобы самой понять ответ.

– Но он этого не сделает.

Мужчина нехотя кивает.

– Узнав, что он привязал тебя к себе, я разозлился. Но когда он ещё и привёз тебя сюда, отказываясь отпускать, я был в ярости. Вначале мы надеялись найти другого Морока, который поможет нам тебя оживить, но время утекает слишком быстро. А теперь ещё эта война… Аарон потратил на тебя слишком много сил после нападения. Видя его симптомы, я могу с уверенностью сказать, что вы оба погибнете быстрее, чем мы отыщем кого-то подходящего.

– Почему он просто меня не отпустит? Разорвёт связь на неделю, месяц, год… не важно. На то количество времени, что поможет вам отыскать кого-нибудь?

Кристиан трёт покрытую щетиной щеку, пытаясь подобрать слова.

– Это… опасно. Если он разорвёт связывающую вас нить, то твоё тело может рассыпаться в прах. Прошло двести лет, Агата. Ваши тела не разлагались после смерти, это уже само по себе странно. И нет никакой гарантии, что эта магия не была разрушена связью с Мороком.

– Хочешь сказать, есть вероятность, что, стоит Александру меня отпустить, моё тело превратится в те останки, которыми и должно было стать спустя двести лет?

– Да. Поэтому, если он будет обрывать нить, рядом должен быть другой Морок, способный эту нить сразу подхватить.

Тишину комнаты нарушает только завывание ветра за окном да потрескивание свечей. Я устало тру лицо ладонью, пытаясь собраться с мыслями.

– Когда я осознал, что Морока мы не найдём и Аарон тебя не отпустит, то решил, что не остаётся другого варианта, кроме как вынудить его. Мне хотелось самому воткнуть в тебя меч, ударить в сердце, чтобы он не смог тебя восстановить. На самом деле, будь у него больше силы, не оживи он Анну, Аарон смог бы вылечить даже твоё сердце и мозг. Ты была бы практически неуязвима. Но сейчас из-за его собственной слабости ты можешь достаточно легко умереть во второй раз.

Я рассеянно киваю, продолжая внимательно слушать.

– Получается, мне просто нужно повредить своё тело настолько, чтобы он не смог меня вылечить? И ему придётся меня отпустить?

Знаю, что я права, но Кристиан не отвечает. Он сжимает челюсти, понимая, что именно предлагает мне сделать. И ему это не нравится. Он сомневается, нервно трёт ладони. Я слабо улыбаюсь, зная, что он сожалеет, хотя улыбка – это последнее, что я должна была бы изображать после таких новостей.

– Я сама не могу себя убить, – тихо напоминаю я. – Самоубийство для Мар – страшный грех, как попытка избежать нашей судьбы и служения Богине. Говорят, что таких Морана не забирает, они отправляются в Тень.

Я решительно поднимаюсь, вытаскивая свой длинный кинжал. Единственное оружие, которое я ношу в доме. Нас окружает хоть пока и малочисленная, но армия, однако ещё слишком свежи воспоминания о нападении на дворец, поэтому я не хочу вновь оказаться безоружной.

Останавливаюсь перед Кристианом в метре и протягиваю своё оружие рукоятью вперёд.

– Сделай это!

Он поднимает на меня такой ошарашенный и испуганный взгляд, что клинок в моих руках начинает подрагивать. Но я собираюсь с духом, и дрожь отступает.

– Ты сам сказал, что собирался. Сделай это, Кристиан. Воткни мне его в сердце, и Александр будет жить. Тебе действительно стоило сделать это ещё тогда.

Меня саму удивляет решительность и отстранённость в собственном голосе. Мне страшно. Действительно страшно. Но жизнь Александра важнее моей, тем более я уже мертва. Александр сделал для меня так много, и я ведь просила его больше ничем ради меня не жертвовать. Я сожалею лишь о том, что не смогу отплатить ему должным образом. Своим существованием я не только убиваю его, но и отнимаю брата у Северина, племянника у Кристиана и любимого друга и командира у Теней. Так много людей любят его, полагаются на него, ищут его поддержки и совета. Да кто я такая, чтобы забирать его у всех?

Кристиан продолжает смотреть на оружие с сомнением, давая мне непростительно много времени, позволяя осознать, что я опять принимаю решение сгоряча. Я ни с кем не попрощалась, ничего не объяснила сестре и не сказала Александру самого важного, перенеся наш разговор на завтра. Разговор, от которого я теперь отказываюсь, сбегаю, не зная даже, что именно должна ему сказать.

Я знала, что этот день придёт, но не думала, что так скоро. Эта зима даже не успела закончиться. Мне не удастся встретить Коляду следующей зимой, повеселиться на любимом празднике всех Мар.

Будь благодарной, Агата. Он оживил сестру и подарил ей дом.

Я не увижу оттепель и не смогу поесть со всеми блины на Масленице, прощаясь с зимой. А позже не вспомню запахи черёмухи и сирени по весне.

Будь благодарной.

Мне удалось лично убедиться, что Анна счастлива. Я могу уйти, зная, что она под защитой, намного более надёжной, чем была для неё я.

Не вспомню тепло лета в Серате или вкус лесных ягод, собранных прямо с кустов.

Будь благодарной.

На время, но у меня появились друзья, мне было кого защищать.

Душу внутри рыдания, которым необходимо вырваться наружу, но я упрямо сжимаю челюсти и не отказываюсь от своего предложения, продолжая держать оружие.

Будь благодарной…

Кристиан сжимает рукоять, принимая кинжал, я вздрагиваю лишь на мгновение, зная, что в любом случае момент, когда я буду полностью готова оставить их всех, не наступит. Я не могу ничего с собой поделать и закрываю глаза, пока мужчина поднимается, нависая надо мной. Я, как и все, боюсь смерти и боли, но не позволяю себе отступить даже на полшага назад, когда он кладёт широкую ладонь мне на плечо. Вся напрягаюсь, ожидая внезапного удара, но Кристиан обнимает меня и успокаивающе гладит по волосам.

– Так это не делается, Агата. Только не так.

Его голос полон сожаления, отчего я