период на Земле. Тем не менее, когда бы он ни наступил, похоже, нам его не избежать: эти естественные циклы включают в себя мощнейшие и быстрые климатические перепады. Сильные колебания могут быть связаны с периодическими изменениями земной орбиты. На протяжении десятков тысячелетий наша планета переживала контрастные климатические фазы, различавшиеся в высоких широтах сильнее, чем в средних и низких, где сегодня живет 99 процентов мирового населения. Мы сейчас находимся в одной из теплых фаз, начавшейся примерно 11 700 лет назад и положившей конец последнему оледенению. Дегляциация происходила в несколько этапов, некоторые из них фиксировали значительные резкие климатические изменения, особенно в Арктике. В Норвегии, как теперь известно благодаря работам местного гляциолога Яна Мангеруда, в начале потепления края больших ледников, заключенные в скандинавские фьорды, отступали каждый год на 160 метров. За десять лет эти обширные тысячелетние ледники отступили, таким образом, более чем на полтора километра… Этот распад ледников можно было наблюдать в масштабе человеческой жизни, она стала конкретным уникальным опытом для немногих людей Севера, физически испытавших изменение своих земель год за годом. Изменение климата было глобальным и повлияло на все мировые экосистемы, спровоцировав повышение уровня моря более чем на 60 метров.

Может ли такое быть, что на этих северных землях теплые периоды были гораздо менее гостеприимны, чем ледниковые?

Сейчас мы живем в межледниковой фазе – голоцене, который в наших широтах предоставляет нам условия, несравнимо более располагающие к жизненному разнообразию, чем на протяжении предыдущих десятков тысячелетий. Тем не менее как раз в начале голоцена климат Земли был еще теплее, чем в последние столетия. И 9000 лет назад летняя температура арктической зоны действительно была гораздо выше нынешней, что спровоцировало массивное таяние вечной мерзлоты в приполярных широтах. В настоящий момент все опять находится в замерзшем состоянии. Поэтому на Янской стоянке из вечной мерзлоты не удалось извлечь никакого органического разлагаемого материала: ни кожи, ни плоти, ни шерсти. Во многих других районах севера Сибири они прекрасно сохранились, время от времени из мерзлоты вытаивают фрагменты и целые туши мамонтов и носорогов с мясом, шерстью и кишечником, еще наполненным их последним обедом. Здесь же этот органический материал был утерян в начале голоцена, когда часть земли полностью разморозилась, предав разложению самые хрупкие археологические свидетельства. В 500 километрах севернее полярного круга зона вечной мерзлоты размораживалась на протяжении нескольких столетий, а потом все опять замерзло благодаря медленному падению глобальной температуры на протяжении более 6000 лет. Сейчас маятник качнулся в обратном направлении из‑за человеческой деятельности, меняющей природные циклы биосферы на наших глазах.

Что же касается точной структуры следующих климатических циклов, действительно предсказуемы только некоторые из их чисто астрономических параметров. Бесчисленные климатические пульсации, которые отразятся на Земле в следующие века и тысячелетия, теперь связаны с человеческой деятельностью, и эти мощные тысячелетние климатические вариации, к сожалению, невозможно смоделировать. А вот в гораздо более мелких временны́х масштабах мы видим, как вынужденно и быстро на наших глазах размораживается полярная зона, освобождая скелеты больших млекопитающих плейстоцена.

Особенно забавно рассматривать фотографии детей инуитов, играющих голышом в иглу. Когда на улице –45 °C, то в иглу при 0 °C действительно жарко.

Стоят перед глазами эти впечатляющие, отлично сохранившиеся тела мамонтов, которые земля сибирского Крайнего Севера обнажает каждый год, но эти дикие просторы освобождают регулярно остатки многих других видов: шерстистых носорогов, овцебыков, бизонов, бурых медведей, лошадей, оленей, песцов, волков… Эти находки свидетельствуют о биологическом разнообразии, превосходящем то, которое наблюдается сейчас на тех же широтах. Причем большим было не только разнообразие, но и плотность популяций этих животных.

Может ли такое быть, что на этих северных землях теплые периоды были гораздо менее гостеприимны, чем ледниковые? Анализ мамонтовых степей показывает необыкновенно обильную среду, создавая странную, почти парадоксальную картину биотопов последнего ледникового периода. Чтобы приютить эту многочисленную арктическую фауну, полярные пейзажи должны были иметь достаточные растительные ресурсы, покрывающие потребности больших травоядных животных. Слон употребляет от 60 до 300 килограммов травы в день, что позволяет представить себе масштаб полярных степей, не зря названных мамонтовыми. Значит, среда была богатой. Очень богатой – злаками, осоками и другими травянистыми растениями, но не только. Анализ древней пыльцы и выделенной из почвы ДНК показал, что весной арктические и субарктические просторы походили на огромные поля цветов с анемонами, маками, лютиками… Эти полярные регионы со стадами крупных травоядных животных тогда сильно отличались от сегодняшних болотистых тундр.

Неужели посреди ледникового периода крайние северные регионы были особенно благоприятны для жизни? Это предположение противоречит интуиции. Уже в более южных широтах теплой Европы ледниковый период ассоциируется с суровым экстремальным климатом. Может ли быть, что развитие человеческих обществ за полярным кругом – показатель существования среды, богатой дичью и особенно располагающей к развитию этих замечательных северных обществ?

Миф, связывающий колонизацию полярных регионов с общественными и техническими достижениями, может оказаться ошибочной общественной конструкцией. Нашей общественной конструкцией. Сложившимся мнением, таким же субъективным и неточным, как наши «жарко» и «холодно». Особенно забавно рассматривать фотографии детей инуитов, играющих голышом в иглу. Когда на улице –45 °C, то в иглу при 0 °C действительно жарко. Как такое может быть? Человеческое тело – не термометр, а замечательная машина, которой достаточно нескольких дней, чтобы приспособиться к новой окружающей среде. Это вовсе не поэтический образ, воспевающий удивительные адаптивные возможности, свойственные большим обезьянам, которыми мы являемся. И это не просто слова: каждый из нас может на себе прочувствовать бессознательную саморегуляцию собственного тела.

Убежище на краю света?

Эти рассуждения погружают меня в воспоминания о событиях февраля 2007 года, когда я изучал материалы научного центра Академии наук в Сыктывкаре, столице Республики Коми. Я говорил в начале книги о том, как открытие одного ящика привело меня в эту область исследований. Ну вот, как раз тогда это и случилось. Этот ящик содержал коллекции с Бызовой стоянки, третьего и последнего древнего полярного местонахождения, обнаруженного на Земле, которое мы еще не обсуждали.

Бызовая стоянка возвращает нас на западные склоны Полярного Урала, на самый край Европы. После моего выступления на сибирской конференции 2006 года меня пригласили поработать над коллекциями палеолита европейского Крайнего Севера. Эти археологические коллекции были собраны благодаря исследованиям Павла Павлова, ученого из Уральского отдела Российской академии наук. Павлов на протяжении нескольких лет возглавлял археологические экспедиции на западном склоне Урала к северу от полярного круга. Они позволили собрать первые невероятные данные о заселении северной оконечности Европы. Эти данные