– И вы хотите знать, не я ли спровадил его на тот свет?

– Вы чертовски проницательны, – отрезал статский советник и сложил на животе маленькие толстые ручки.

Высокий лоб графа омрачился. Белосельский тяжело добрёл до красивого золочёного дивана и медленно сел. Долго он рассматривал что-то ведомое только ему на ручке двери, а потом взглянул на гостей так, что у тех невольно по спине пробежали мурашки.

– Вы знаете, милостивые государи, мне очень жаль, что это сделал не я. Вы не представляете себе, как бы я хотел собственными руками придушить эту мразь. Впрочем, человек, совершивший это, оказал мне неоценимую услугу, и я готов понести наказание вместо него.

Такой ответ совершенно обескуражил сыщиков.

– Вы хотите сказать, – осторожно начал Юрский, позабыв про свою трубку, которую сосредоточенно набивал некоторое время назад, – что готовы взять на себя вину другого человека?

– Готов.

– И это, само собой, должно подразумевать, что вы сами не имеете к убийствам никакого отношения? – иронически поинтересовался Фонвизин. – И алиби у вас, конечно же, имеется?

Алиби у Белосельского-Меньшикова, конечно же, имелось. Причём такое, что даже при наличии самоличного признания графа в убийстве доказать, что его совершил именно он, оказывалось весьма проблематично. А всё потому, что граф в компании покровского посадника и начальника полиции в дни обоих убийств был на охоте, где всё время находился у кого-то перед глазами.

– Гм, хорошо, – задумчиво произнёс Фонвизин и тут же хитро, как лис, прищурился. – А позвольте полюбопытствовать, в последнее время о вас ходят весьма разнообразные толки… Говорят, будто совсем недавно вы вновь обрели сына.

Граф некоторое время пристально рассматривал лицо гостя, а потом прыснул в кулак и задумчиво почесал лысину.

– Могу себе представить, чего вам пришлось наслушаться, господин Фонвизин, – отвечал он. – Поэтому, если позволите, я изложу свою версию событий.

Статский советник кивнул.

– Действительно, Константин уже некоторое время гостит у меня, но ни в каких родственных узах мы не состоим.

– А не-родственных? – ехидно поинтересовался советник.

– У нас прекрасные дружеские отношения, – веско обронил граф и, заложив ногу за ногу, откинулся на мягкую цветную спинку дивана. Правой рукой он медленно гладил обшивку подлокотника. Фонвизин долго наблюдал за этими поглаживаниями, прежде чем вновь поднять взгляд на собеседника. – И несмотря на большую разницу в возрасте, мы отлично друг друга понимаем.

– Угу, угу, – покивал статский советник. – А позвольте полюбопытствовать, как и при каких обстоятельствах вы познакомились?

– Вы что, подозреваете его во всех этих убийствах? – фыркнул Белосельский-Меньшиков. – Это же смешно! Всякому известно, что Константин практически не покидает усадьбы, спросите у слуг. В любую интересующую вас единицу времени кто-либо из них обязательно видел его здесь. А когда он отсутствует, то, как человек неместный и не знакомый с окрестностями, всякий раз, покидая усадьбу, он вынужден пользоваться проводником. Так что, как сами изволите видеть, уж кто-кто, а он-то всегда на виду.

– Ходят толки, будто он появился в городе немногим раньше первого убийства, – как бы вскользь заметил Юрский, до сего момента почти не принимавший участия в разговоре.

– Я уверен, что не один он, – парировал Белосельский-Меньшиков. – Дата приезда не может говорить о его участии в преступлении.

– Кстати, о дате! – всполошился статский советник. – Граф, вы можете назвать мне точную дату появления Константина в вашем доме?

– Ну что вы! Вы слишком высокого мнения о моей старческой памяти, – хмыкнул граф. – А впрочем… Игорь! – вдруг выкрикнул он. – Игорь! Эй, кто-нибудь, пригласите Игоря!

Через несколько минут в гостиной появилась мрачная фигура горбуна. Он был одет во всё чёрное, что только подчёркивало его безобразные черты лица. Злобные глазки тут же впились в гостей.

– Вы меня звали? – противным голосом каркнул Игорь.

– Да, мой друг, – с непонятной теплотой произнёс граф. – Ты не припомнишь, какого числа к нам прибыл Константин?

– Тринадцатого июня изволили приехать, – чётко, совершенно не задумываясь, ответил горбач. Настолько быстро и уверенно, что Фонвизин слегка усомнился. – Это всё?

– Да, мой друг, ступай, – отпустив приказчика, Белосельский-Меньшиков с самой любезной улыбкой повернулся к гостям.

– А можем мы поговорить с самим Константином? – разглядывая ногти, поинтересовался Фонвизин.

– Нет, не думаю, – покачал головой граф. – Он сегодня допоздна задержится в городе. Но если вы так настаиваете, завтра он должен быть.

Усадьбу графа сыщики покинули со смешанными чувствами. Непонятной оставалась сама его позиция. С одной стороны, он настаивал на собственной невиновности, а с другой – выражал живейшие участие и готовность ответить за грехи другого. К тому же что-то в поведении Меньшикова не нравилось Фонвизину. Он пока не понимал, что именно, но что-то определённо было не так.

В участке их встретил торжествующий Алёхин. Сразу стало понятно, что нашёл-таки паршивец следы цинка на трупах.

– Ну, сударь мой, египтянин, – устало протянул Фонвизин, обращаясь к Алёхину, и сел в кожаное кресло за письменным столом. Он как будто не замечал торжества Алёхина. – Чем порадуете?

– Я нашёл!

– Что, в ранах обнаружился ещё и цинк, пропущенный вами при первой экспертизе, видимо, по небрежности?

Фельдшер ненадолго замялся, но быстро взял себя в руки. Он самодовольно поправил белый воротничок халата и медленно, смакуя, произнёс:

– Всё не совсем так, как вы изволили выразиться. Однако ж следы цинка я действительно нашёл. Но не внутри, как это было с медью, а снаружи. Дело в том, что мы с таким интересом бросились терзать несчастные останки, что совершенно забыли об их рубище, – продолжал свой рассказ Алёхин. Он уже сидел в просторном кресле напротив Фонвизина и нетерпеливо похлопывал ладонью по столу. По мере рассказа он увлекался всё больше, постепенно забывая свой горделивый тон. И чем дальше шёл рассказ, тем больше он обращался к своему коллеге Юрскому, чем его соратнику. – А как оказалось, напрасно. После тщательного изучения тряпья, что было на трупах-убийцах, стало совершенно ясно, что оно совсем недавно контактировало с неким веществом, которое, помимо всего прочего, содержало в себе цинк. Причём, что примечательно, площадь контакта с этим веществом ограничивается только некоторой окружностью внизу спины. На остальных местах ничего подобного не наблюдается. Вот официальное заключение, – и патологоанатом протянул статскому советнику стопку бумаг, исписанных кривым почерком.

Фонвизин принял заключение и несколько минут добросовестно читал. Потом молча вручил бумаги своему другу. Юрский читал их гораздо дольше, попеременно то кивая, то удивлённо присвистывая. Вещи, описанные там, по всей видимости, поражали его настолько, что профессор расхаживал из угла в угол, ни на минуту не отрываясь от кривых скачкообразных строк. Закончив чтение, он эмоционально всплеснул руками и чуть присел.

Фонвизин