– Ну? – хмуро спросил статский советник. После всего того, что ему довелось наслушаться от свиты Марека Штильмана, его настроению не смог бы позавидовать и утопленник.

Первым начал говорить Юрский. Сначала он вальяжно сел напротив друга, всем видом демонстрируя торжество, а потом долго пыхтел, раскуривая трубку. При этом его маленькие «упыриные» уши комичным образом подрагивали, до ужаса раздражая Фонвизина.

– Новостей у нас на этот раз много, – наконец заговорил столичный специалист. – Во-первых, мы решили всё-таки навести справки касательно личностей трупов, что были найдены на местах обоих преступлений, и выяснили престранную штуку.

– Что? – нетерпеливо выпалил статский советник, барабаня пальцами по столу.

– Наши преступники таскали на место преступления не абы кого, как мы все изначально думали, а ближайших родственников убитых. Я бы сказал, даже предков. Например, вместе с трупом Бенкендорфа были обнаружены останки его старшего брата Николы Бенкендорфа, внучатого племянника Андрея Смолякова, который на полтора десятка лет был старше князя, и троюродного дядюшки – Германа Бенкендорфа, он фактически вырастил Николу и Владислава. А теперь внимание! – Юрский с многозначительным видом воздел указательный палец вверх. – Ни один из них не покоился на кладбище Покровска.

– То есть ты хочешь сказать… – выразительно протянул статский советник Фонвизин.

– Что мы зря потратили время, разогнав людей по усыпальницам, – продолжил Юрский. – Наш палач там не появляется.

– Как же вы в таком случае установили их личности? – с сомнением произнёс Фонвизин и сложил на животе маленькие пухлые ручки.

– Ну, на их возможное родство меня натолкнуло внешнее сходство Николы и Владислава, смерть которого, в общем, всех так и переполошила, – вступил в разговор бывший фельдшер. – Пришлось выяснить, были ли у князя Бенкендорфа братья и умер ли кто-нибудь из них в указанный промежуток времени, ведь всем трупам, найденным с телом князя, не больше двух с половиной месяцев. Подходил только Никола.

– Но на всякий случай мы всё-таки провели отдельную экспертизу, – произнёс Юрский и с демонической ухмылкой добавил: – По моему методу. Ты ведь помнишь, что он основывается на зубной экспертизе? Не помнишь? Прискорбно. Я тебе потом как-нибудь напомню его суть. Главное, что всё подтвердилось – перед нами действительно лежал Никола Бенкендорф.

– Как же вы так быстро получили данные его врачебной карты? – продолжал недоумевать Фонвизин.

Демоническая улыбка его петербуржского коллеги стала ещё шире.

– Телеграф, мой друг.

– А ещё Николу опознали боярин Строган и ещё несколько мещан, – вклинился Алёхин.

Статский советник закрыл лицо руками и долго массировал его. Видимо, сегодня он слишком переутомился, если такая простая мысль не пришла к нему в голову. А его друг меж тем продолжал:

– С остальными, конечно, довелось нелегко. Пришлось разбередить многие связи в Москве и Петербурге… В общем, несколькими хорошими знакомыми у нас с тобой теперь меньше, – крякнул Юрский и с негодованием уставился на потухшую трубку.

– Зачем такие сложности? – недоумевал столичный следователь. – Зачем переть трупы чёрт знает откуда только потому, что это какие-то родственники будущей жертвы?

– Не какие-то родственники, а люди, проведшие полжизни с будущей жертвой, – тихо произнёс Алёхин. – Я думаю, это своего рода символ греховности убиенных. Дескать, их преступления были столь тяжки, что усопшие предки вернулись с того света, чтобы покарать позор их рода. Месть предков. Представляете себе реакцию человека, если к нему в дом является давно усопший родственник во плоти?

Фонвизин иронически взглянул на фельдшера, но промолчал. Сегодня он потратил слишком много сил, чтобы ещё язвить по пустякам. Предположения покровского медика он уже, по обыкновению, не брал в расчёт. Сначала россказни про колдуна, теперь вот неожиданная тяга к символизму; с таким воображением Прокофию Алексеевичу следовало бы заняться сочинительством, а не копаться в человеческих останках.

– Но это ещё не всё, – интригующе промолвил Юрский. В тусклом свете электрической лампы его лицо, обтянутое желтоватой сухой кожей, напоминало лицо мертвеца. Казалось, ещё минута – и обнажатся упыриные клыки.

Фонвизин мотнул головой, отгоняя наваждение. Кажется, в атмосфере всей этой провинциальной таинственности и суеверия даже его холодное воображение начинает играть вместе с алёхинским.

– Так? – протянул статский советник.

– В загадочной ране одного из «трупов-убийц» мы нашли вот это, – и Алёхин вытянул перед собой едва различимый волосок.

– Что это? – хмыкнул Фонвизин.

– Кусок медной проволоки, – отвечал коллега из Петербурга.

– И что это значит? – хмуро поинтересовался следователь.

Юрский и Алёхин недоумённо переглянулись. Фельдшер пожал плечами.

– Мы понятия не имеем, что бы это могло значить, – отвечал Юрский, снова принявшись за трубку. – Но это обязательно должно что-нибудь значить. На месте преступления больше никакой медной проволоки найдено не было, значит, туда она попала уже вместе с трупом и уже внутри. Согласитесь, такие вещи сами собой не появляются в рваных ранах людей, которые, кстати, были сделаны уже после их смерти.

– То есть ты хочешь сказать, что кто-то умышленно сделал эти раны и воткнул туда этот волосок?

– Именно так, – кивнул Прокофий Алексеевич. – С самого начала мы знали, что нечто было введено в раны, а потом поспешно извлечено, теперь мы готовы биться об заклад, что это была проволока. Быть может, не она одна, но побывала во всех найденных трупах-убийцах. Об этом говорит ряд весьма характерных разрывов тканей, – и фельдшер углубился в тернии профессиональных терминов, которые ровным счётом ни о чём не говорили статскому советнику.

Прочтя на лице своего давешнего друга абсолютное замешательство, Юрский легонько ткнул коллегу локтем в бок и резюмировал:

– В общем, не может быть никаких сомнений, что каждый из подброшенных мертвецов получил свою долю меди.

– Но зачем? – не унимался Фонвизин. – Какой в этом смысл? Ведь если наши палачи продолжают настаивать на мистицизме, то… Я не знаю. За каким таким лешим они натолкали в трупы эту чёртову проволоку? Что это должно нам сказать?

– Я думаю, ничего, – хмыкнул Юрский и хлопнул себя по шее, оглядел присутствующих и заключил, что комары одолевают его одного. – Совершенно очевидно, что медь присутствовала в ранах усопших не для наших с вами глаз. Из всех предыдущих «подкидышей» она была тщательнейшим образом извлечена, и только здесь убийца допустил небрежность. Возможно, куда-то торопился.

– То есть вы, уважаемые специалисты, считаете, что эта самая проволока имеет какой-то практический смысл в мёртвых телах?

Юрский развёл руками, а Прокофий неловко кашлянул в кулак и пространно начал:

– Однажды мне попала в руки занятная книжица по египтологии. Помимо всего прочего, там говорилось о неких загадочных стержнях в руках статуй и мумий фараонов… Среди кучи откровенного бреда и совершенно необоснованных предположений меня весьма заинтересовала одна гипотеза, которая