Шрифт:
Закладка:
Не желая вступать с архимандритом в препирательства и оправдываться перед ним, Кирилл, по словам Пахомия, «не оскорбился, не сказал ничего вопреки ему, не разгневался», а просто ушел. Сначала в скит, а затем на Север. С одной стороны, он нарушил субординацию и уставное благочестие (как и преподобный Стефан в свое время, аттестовав Козьму монахом, которым он еще не был), но с другой – проявил решительное смиренномудрие, последовав по пути «узкому» на поиски места, указанного ему Самой Богородицей, а следовательно, исключительно по Божьему благословению.
К сожалению, мы не знаем сколько времени заняло путешествие старцев в Белозерские пределы, известно лишь, что оно было длительным во многом и по той причине, что «нигде святой не мог облюбовать себе место для жития: все искал он то, указанное ему, на которое еще в прежней обители был зван Пречистой».
И вот в один из летних дней 1397 года, взойдя на гору, имевшую название Маурова круча, или Маура, Кирилл, оглядевшись по сторонам, увидел, наконец, место из своего ночного видения. Потрясенный этим, он произнес: «Вот покой мой во веки веков. Здесь поселюсь, ибо выбрала это место Пречистая. Благословен Господь Бог отныне и вовеки за то, что услышал мое моление».
Затем он немедленно рассказал Ферапонту о происшедшем с ним в Симоновом монастыре (интересно, что до этого момента свое Богородичное видение Кирилл держал в тайне от друга, видимо, по смирению своему не доверяя до конца собственным ощущениям и воспоминаниям). Произошло это на вершине Мауры у огромного камня-следовика, упоминания о котором сохранились в «Церковных ведомостях» за 1897 год: «Тут… есть гора Маурка, на этой на Маурке часовня, в часовне крест и камень; тут Христос ножку оставил… На вершине горы стоит небольшая деревянная часовня… В полу часовни лежит огромный камень, каких встречаешь много в северной природе; на нём означен след ступни человеческой». Однако согласно местному преданию, каменная ступня принадлежит именно Кириллу Белозерскому, вставшему на древний ледникового происхождения валун и увидевшему с него место, где надлежало устроить монастырь в честь Успения Божией Матери.
Лежит Кириллов камень на горе Мауре и сегодня, являясь уникальным свидетелем появления Кирилла и Ферапонта Белозерских на берегу Сиверского озера, их молитв и собеседований еще до начала строительства сначала «убогой кущи», а затем и монастыря, ставшего впоследствии символом Русской Фиваиды на Севере.
Спустившись с горы на берег Сиверского озера (расстояние чуть более пяти верст), старцы выбрали пологий лесистый холм рядом с местом впадения в озеро реки Свияги (Сияги), и, как пишет Пахомий Логофет, «начали они затем копать в земле келью и первым делом установили навес. И за этим делом некоторое время они провели вместе», обустраивая таким образом «кущу», а иначе говоря, землянку, потому как Кирилл «хотел жить тесно и жестко». Через некоторое время Ферапонт покинул своего спостника и сокелейника и в поисках уединения ушел дальше на Север, где на берегу Бородавского озера основал Рождества Богородицкий Ферапонтов монастырь.
Кирилл остался один. О том, с какими трудностями столкнулся преподобный, мы можем судить по традиционно сдержанным комментариям хронографа: «Место же, где поселился святой Кирилл, находилось в глухом бору, в чаще, и не жил там никто из людей… святой же, как мы прежде сказали, выкопал в земле келью и в ней боролся против козней невидимого врага».
Если бытовые невзгоды жизни в земляной «куще» еще вполне могут быть усвоены современным читателем, то о «кознях невидимого врага» и страхованиях, которым подвергался отшельник, стоит сказать особо. Еще в келии Симонова монастыря в Москве новоначальный инок Кирилл, как мы помним, впервые подвергся нападению началозлобного демона, который именно стоящего на молитве монаха делает основным объектом своих яростных атак.
Евангельская история повторяется из века в век, из рода в род: «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.
Он же сказал ему в ответ: написано: “не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих”.
Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: “Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею”.
Иисус сказал ему: написано также: “не искушай Господа Бога твоего”.
Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: “Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи”.
Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему» (Мф. 4:1—11).
Описание поединка между отшельником и дьяволом, принимающим разные обличия, примеривающим на себя разные личины, является неотъемлемой частью структуры жития как литературного жанра. Именно жизнеописания преподобных (монахов, аскетов, отшельников) изобилуют подобными сценами. Достаточно вспомнить жития преп. Антония Великого и преп. Иоанна Лествичника, преподобных Феодосия и Исаакия Печерских, преп. Савватия Соловецкого и преп. Сергия Радонежского. Важно понимать, что речь в данном случае идет не столько о физических страданиях подвижника (хотя о них, разумеется, тоже), сколько о моральных переживаниях, духовных муках, имеющих метафизическое и даже психо-патологическое происхождение.
Преподобный игумен Синайского монастыря Иоанн Лествичник, опытный старец и духовидец, в середине VI века вооружает монашествующих учением «о рассуждении помыслов и страстей, и добродетелей», то есть знанием, позволяющим укрепить себя, не только пребывая в затворе, но и находясь в миру.
На рубеже IX–X веков преподобный Филофей Синаит, писатель и богослов, опираясь на воззрения святого Синайского игумена, идет дальше и выдвигает пять степеней «мысленной брани» – прилог, сочетание, сложение, пленение и страсть, то есть разлагает помысел на составные части, наполняя таким образом глубоким содержанием каждый поступок христианина, заставляя его задуматься над каждым своим умственным движением, над каждым своим шагом.
Наконец, на рубеже XV–XVI веков один из выдающихся подвижников Русской Фиваиды на Севере преподобный Нил Сорский, вдохновленный трудами синайских старцев, пишет «Устав о скитской жизни», по сути, первое русское аскетическое сочинение, в своем роде духовный манифест, в котором анализирует каждую из пяти Филофеевых степеней, являющихся ступенями лестницы – лествицы преподобного Иоанна, автора трактата «Лествица райская, Скрижали духовные».
«”Прилог” есть простая какая-либо мысль, пришедшая человеку на ум, образ какого-либо предмета, нечаянно и независимо от нашей воли являющийся уму и чувствам. Это помысел безгрешный и незаслуживающий ни похвалы,
