Кроме того, Тейлор понятия не имел, какой цвет, по ее мнению, его любимый, но он знал, что ее платье не будет фисташковым. Платья. Он прошел прямо в магазин и купил два платья, которые так понравились Джуд, оставив позади коричневый свитер. Он пошел домой, оставив сообщения без ответа. В этом не было никакого смысла. Они были не от того единственного человека, от которого он хотел услышать.

Время обеда уже прошло, и он был голоден, но у него не было сил есть в одиночестве в ресторане.

Лелея последнюю надежду, у него не было никакой другой мотивации, кроме как вернуться домой и посмотреть, ждет ли его Джуд.

Когда он вошел, в него ударил затхлый воздух. Именно тогда он понял, что она не вернулась. Она оживляла воздух, просто вдыхая его. Она оживляла его одним своим присутствием. Бесцельно он закрыл дверь и вошел внутрь. Он повесил пальто на барный стул, подошел к дивану и сел.

Положив телефон на кофейный столик перед собой, он уставился на него, желая, чтобы он зазвонил.

Этого не произошло.

Он никогда не давал ей свой номер телефона. А она — свой. Он никогда не видел ее с телефоном и не подумал спросить об этом.

Наступил вечер, и он лег боком, наблюдая за своим телефоном, чувствуя, что она может преодолеть любое препятствие; препятствия, такие как незнание его номера, и все же иметь возможность позвонить ему.

День прошел, и тьма окутала его квартиру, проникнув в его сердце. Свет ушел и пошел с ней домой.

Глава 7

ДЖУД ПОЗВОНИЛА в колокольчик у больших черных дверей исторического особняка Ленокс из коричневого камня на холме. Она отступила назад, ухватилась за большие бетонные перила и нервно заерзала. Она ненавидела эту часть. Ненавидела это. Она молилась, чтобы ответил Роман, а не Надя.

У нее перехватило дыхание, когда открылась дверь. Когда Роман выглянул, она снова начала дышать.

— Ну, заходи, Колибри. Иди наверх и приведи себя в порядок. Твои родители были в плохом настроении всю неделю и скоро должны прийти на чай.

Она вошла в открытую дверь и огляделась. Холл был пуст, черно-белые мраморные плитки сверкали, а Роман, ее личный гладиатор, был очень гостеприимный. Он всегда был рядом, чтобы помочь ей пробиться обратно.

— Спасибо. — Начав подниматься по главной лестнице, она спросила: — Насколько все будет плохо?

Он покачал головой и отвернулся. Это сказало ей все, что нужно было знать. Но когда она уже шла по лестнице, он спросил:

— Ты принимала лекарство?

Кивнув, она солгала:

— Угу.

Он улыбнулся.

— Хорошо. И, Колибри? — Она облокотилась на перила и остановилась, чтобы посмотреть на него сверху вниз, прежде чем продолжить.

— Я рад тебя видеть.

— Я тоже рада тебя видеть. — Затем она взбежала по оставшейся части лестницы и побежала по коридору в свою комнату. Она закрыла дверь и прислонилась к ней, отдыхая. Она хотела бы запереть ее, но эту привилегию у нее отняли много лет назад.

Она пошла в ванную и включила душ. Стоя перед зеркалом, она расстегнула молнию на платье. Теперь ей всегда это будет напоминать об одном кареглазом парне. Что-то в том, что она видела, как это сейчас происходит, заставляло ее грустить, заставляло чувствовать потерю его в своих костях. Стараясь не думать об этом, она запрыгнула в душ, тщательно вымыла тело и быстро вымыла непослушные волосы.

После того, как она стала безупречно чистой, она вытерлась и высушила волосы. Ей нравились ее распущенные и естественные волосы, но она подавила эту маленькую радость, и ее движения стали автоматизированными. Все, как всегда. Она заколола волосы на затылке в французский завиток и поправила челку, затем аккуратно поправила ее, чтобы волосы не были распущены. Джуд надела пастельно-желтое платье-сорочку и кардиган в тон, жемчужное ожерелье и серьги. Ужасно неудобные каблуки были надеты сразу после того, как она тщательно нанесла макияж, пока ее кожа не стала безупречной для всех. Всех, кроме нее. Жизнь ее мечты с Хейзелом прервалась, когда она выключила свет и спустилась вниз, погружаясь во тьму своей жизни. Выйдя из официальной гостиной, она глубоко вздохнула, затем завернула за угол, сцепив руки перед собой. Классическая музыка играла на заднем плане, пока ее отчим, мать, кузина Айла и тетя Лесли вежливо разговаривали друг с другом. Их чаепитие было похоже на современную дневную сцену, вырванную из романа Джейн Остин. Они были такими претенциозными. Никто не работал больше, чем ее семья, чтобы казаться частью высшего общества голубой крови. Увидев их, Джуд закатила глаза.

Если бы ее отец был еще жив, он бы рассмеялся при виде этого зрелища. Прошло слишком много лет с тех пор, как она слышала такой искренний и любящий смех, что испугалась, что забыла, как он звучит. Ее брат Райан рассмеялся. Когда Джуд стояла там, она поняла, что все, что она получила, было этой шарадой счастья. Все четверо одновременно подняли глаза, и у ее кузины отвисла челюсть. Айла встала.

— Джудит.

Джудит подавила свой страх и присоединилась к ним, решив сесть рядом с тетей и напротив отчима. Айла и ее тетя переехали сюда два года назад после смерти дяди Джуда.

Им было одиноко на севере штата, они занимали две гостевые спальни в доме и никогда не покидали его. Айла и ее мать были зажаты между ними на антикварном диване. Кресло, которое она выбирала, всегда подавляло миниатюрное тело Джуд, и она чувствовала себя ребенком. Но это было лучше, чем сидеть на другом конце дивана. Она потянулась за бутербродом с огурцом и сказала:

— Привет.

Ее мать, Рене, опустила взгляд на салфетку у себя на коленях, явно не находя слов для своей единственной дочери. Но не ее отчим.

— Джудит, где ты была? Мы беспокоились.

Она дожевала бутерброд, который засунула в рот, и вытерла пальцы о кухонное полотенце.

— Я была у друга. — Самый мечтательный друг с самыми очаровательными карими глазами.

В комнату вошла Надя и поставив чашку чая для Джуд, бросила на нее обвиняющий взгляд, повернулась на каблуках, а затем оставила их, чтобы они закончили разговор. Когда Джуд потянулась за чашкой и ее мать обрела дар речи.

— Мы его знаем?

— Не уверена, что вы знакомы. — И ты никогда его не узнаешь, если я поступлю по-своему.