А потом старуха заговорила медленно, растягивая каждое слово:

— Люди издавна считали, что Смерти и Жизни не суждено существовать в гармонии. Люди считали, что круговорот Жизни и Смерти происходит лишь через бесконечную войну. Но в самом деле дуэт Жизни и Смерти — самое гармоничное, что есть в этой Вселенной. А потому они наделили некоторых смертных любовью друг к другу, что живет в них до самого конца. И когда ядовитые плющи почти полностью покроют твоё тело, Смерть, напомни Жизни, что ваша дружба — это и есть гармония…

* * *

После гаданий на озерной гуще нам пришлось скоро покинуть старушку, так и не узнав о Предвестнице Отца, и чего она хочет. Вещунья все отнекивалась от этого вопроса… Времени оставалось совсем немного, чтобы ещё посидеть и пообсуждать сказанное, но каждый из нас точно запомнил своё предсказание. И мы уверены, что проговоренные фразы, возможно, спасут в будущем не только Броквен, но и нас.

Четвёртый Уровень. Самый последний Уровень Мистического Холма. Храм То Хомы.

Это была местность, усеянная маленькими телевизорами и проигрывателями. Провода пролегали по коротко подстриженной траве с капельками зеленоватой росы и ручейками озерной воды. Телевизоры и проигрыватели искрились голубыми молниями, что шли прямо из почвы. Искры эти ударялись прямо о купол, а тот на секунду освещал пространство. У каждого проигрывателя садились оставшиеся призраки в позу лотоса. Они клали руки на землю, сжимали землю и смотрели в пустоту, окружённые телевизорами и радио.

Земля под нами пульсировала, я будто слышала отдалённый неразборчивый шёпот. Здесь были кустики с синими светящимися листьями, но они шелестели совсем бесшумно. Звон колокольчиков был нежный и аккуратный. Олени и белки притаились за устройствами и приложили ушки к влажность земле.

А совсем рядом с поляной телевизоров находился дом госпожи Амабель. Он был трёхэтажный, с выгнутой крышей и угловатыми закрученными концами. Темно-синие стены поблескивали от вспышек молний, круглые окна увешаны белыми фонариками с узорами цветов и сияющими в ночи ловцами снов. Около этого дома находилось особенно много маленьких серых проигрывателей, заместо живых цветов здесь развевались растения из пыльной кинопленки, где виднелись кадры призраков и людей, а также плющей. Лестницей в дом были толстые книги, а на веревочках висели некие записи, по стилю напоминающие исследовательские.

В телевизорах и проигрывателях зарябили помехи.

— Рассаживайтесь по свободным местам, Особенные, Елена Гостлен и Эйдан Тайлер, — шептали Юла и Ула, пролетая сквозь медитирующих призраков. Они старались не мешать им, помогая Особенным принимать нужное положение. — Примите позу лотоса, положите напряжённые руки на землю и сожмите её, при этом будьте абсолютно спокойны. Внимательно вслушивайтесь в то, что говорит почва, молчите здесь и общайтесь с ней там. Станьте единым целым.

— А каков шанс того, что мы что-то узнаем от… отравленной почвы? — скептически вопросил Эйд, садясь недалёко от меня.

— Невелик, за ваше короткое медитирование, — пояснила спокойно Ула. — Получить большое количество информации и воспоминаний от почвы можно только промедитировав несколько часов без перерыва, как это делала госпожа Амабель и Силентийцы. Почва шепчет очень быстро и порой неразборчиво, нужно время, чтобы разобраться в ее словах.

— Но что-то да можно понять за короткий срок, — продолжила Юла, улыбаясь. — Не волнуйтесь, вы потратите своё время не зря. Просто окунитесь в мир То Хомы ненадолго и отвлекитесь от внешних проблем.

Сказать это было легко, а вот сделать — трудно. Внешние проблемы уже прямо дышали в затылок, мысль о том, что озеро Бэддайнилейкер совсем недалеко, не давала покоя. Ещё и пятая Особенная поджидала нас с полной историей Броквена…

Но тем не менее мне было интересно узнать, каково это — болтать с почвой, слышать её шёпот и, возможно, понимать какую-то истину.

Медитация была похожа на ментальное соединение с Призрачной брошью, поэтому занять нужное положение оказалось довольно легко, я просто представила, что сейчас буду болтать со своей магией, по-простому и по-родному…

Я, стараясь не задеть ни единого провода, уселась на месте, где была лишь трава да вырытые ямки почти чёрной земли. Пару раз глубоко вздохнула, похрустела суставами… Только магия принялась плавать рядом со мной, окутывая руки и оплетая радиоприемники, я полностью расслабилась. При виде этого бирюзового света в голове закрепилась та мысль о «чаепитии» с волнами, ну и с почвой заодно.

Моргнув и стряхнув слезинки, я распахнула глаза и сфокусировалась на одной точке — кривом месяце, от которого укрывал блестящий купол. Аккуратно положила руки в ямки, а затем резко и крепко сжала землю в них, углубляясь пальцами.

И замерла. Я отгородила себя от всех лишних мыслей, шумов и видов. Погрузилась в полную тишину, перебиваемую только редкими тресками молний. И осталась наедине с пейзажем Силенту и замедлившимися потоками магии. Ощущала лишь лёгкое покалывание в ладонях и стены храма То Хомы. Темные и отдающие отравленной кровью, они поселились прямо в моей голове, гул их отдавался в сердце.

Первые пять минут я так и просидела в позе лотоса, ничего не услышав. Находилась все в том же невидимом храме, с отдаленным гулом и легким телом. Не было слышно вообще ничего, та даже эта земля уже перестала ощущаться.

Но волны, находящиеся вместе со мной в храме и щекочущие запястья, подсказывали, что сдаваться так просто нельзя. Ох, представляю, какая у этой Амабель сила воли…

Незаметно ещё раз вздохнув и вжавшись в землю глубже, я принялась концентрироваться на разговоре с ней. Начала тихонечко звать одними губами, мысленно скитаться по стенам храма и нащупывать в почве «истину», что, уверена, уже ползала за мной по пятам.

А потом… я услышала. Я услышала почву Броквена, которая хранит воспоминания каждого горожанина, живого и мертвого, современного и древнего. Она начала шептаться со мной многими голосами, детскими и хриплыми, женскими и мужскими, звонкими и глухими. Голосов было великое множество, они были то в одном ухе, то в другом, отдавались по всей голове частыми вибрациями, звоном и стуками в висках. Громкие, кричащие на кого-то, тихие, признающиеся в любви, отдающие печалью всхлипы и злые смешки.

Хоть и ошарашенная такими многоликими шепотами, я постаралась разобраться в них, каким людям принадлежали и из какого времени.

Сначала в голове представились широкие двери семидесятых-девяностых годов. Сжав землю с новой силой, я немного походила по храму, слушая хор из разных голосов.

И…

«— Где пацан твой? — вопросил прокуренный грубый голос. Фернандо…

— Нет пацана