Другим доверенным другом Нуреева в те годы стала танцовщица Линн Сеймур, с которой он впервые сошелся в 1963 году, во время гастролей в Америке. Они оба страдали бессонницей и любили после спектаклей болтать по телефону. Да еще и сталкивались нередко друг с другом в галереях, клубах и кинотеатрах. Налет стилистики кабуки на поставленном чуть позже балете «Лики любви» подтолкнул Рудольфа дать Сеймур прозвище «Кабуки Лил», сократившееся впоследствии до «Лил». Яркая, но неприкаянная и такая же «посторонняя», как и Рудольф, уроженка Канады Сеймур стала выдающейся танцевальной актрисой своего поколения, одновременно своевольной и выразительной и на сцене, и за ее пределами. «Девочка-цветок» в Королевском балете, как окрестил ее Ричард Бакл, она отличалась от британских танцовщиц более округлой и дразнящей фигурой, что позднее удачно обыграл Кеннет Макмиллан во многих созданных для нее ролях. Подобно Нурееву, Сеймур приходилось бороться с несовершенством своего тела. «Мы оба понимали, что должны работать больше и усерднее, чтобы добиться результатов, которые нашим коллегам давались с меньшими усилиями. Отсюда и выросла наша симпатия друг к другу», – рассказывала балерина. Их сближению также способствовали присущая и Рудольфу, и «Лил» наклонность непристойно выражаться и разделяемое обоими чувство абсурдного, отчего их часто видели в студии корчившимися от хохота.

Битломания достигла апогея, и 26-летний Рудольф, под стать всей Британии, страстно желал встретиться с «легендарной четверкой». Тринг была знакома с их пиар-агентом Венди Хансон, и та после одного из концертов группы в Хаммерсмите провела Рудольфа за кулисы. Но Битлы смотрели телевизор (у каждого был свой), и только пробормотали в сторону Рудольфа: «Ага, привет». Более типичную реакцию проявила Марлен Дитрих. В один из вечеров она подошла к его гримерке как раз в тот момент, когда Рудольф собирался на ужин с Шоном Коннери, игравшим тогда главную роль в фильмах о Джеймсе Бонде. Рудольф лишь мельком виделся с Дитрих за сценой в Нью-Йорке и на этот раз с готовностью пригласил актрису присоединиться к ним в «Каприсе», куда должны были также подъехать Тринг и дружившая с ней жена Коннери, Дайан Силенто. Но когда Джоан, опередив Нуреева, прибыла в ресторан, Дитрих уже была там и сидела… за столиком на двоих. «У меня с Рудольфом тет-а-тет», – заявила актриса, которой в ту пору было уже за шестьдесят. «Боюсь, что нет», – поправила ее Тринг и с трудом, но уговорила «негодующую» Марлен пересесть за большой стол. «Она была без ума от него». За ужином Дитрих только и болтала о том, как сильно она любит картошку и крестьян. В итоге Коннери не выдержал: «Заткнитесь, Марлен, – осадил он актрису. – Вы никогда в жизни не любили ни одного крестьянина!»

Из «Каприса» компания отправилась на вечеринку в Челси, где их первой приветствовала Эйприл Эшли – «известная трансвеститка», по словам Тринг, которая «обычно изображала из себя морячка Джорджа». Эшли сразу приковала взгляд Рудольфа. Но сама не сводила глаз с Дитрих. Да еще и принялась изливать актрисе свои чувства, призналась, что обожает ее с восьми лет. Явно раздраженная невольным намеком на ее возраст, Дитрих потребовала, чтобы Рудольф отвез ее домой. Испугавшись, как бы потом она не «затащила его в постель», Рудольф стал умолять Тринг избавить его от старушки-актрисы, но Джоан отказалась. «Что ж, – сказал Нуреев. – Я отвезу ее домой, но только если вы пообещаете дождаться меня здесь. Если я не вернусь через двадцать минут, приезжайте за мной».

Он вернулся целым и невредимым, но Дитрих не сдалась. Выследив Рудольфа по фотографии из газеты, она как-то вечером, когда танцовщика не было дома, сунула ему под дверь снимок с надписью: «С любовью от Марлен». И все же в мемуарах актрисы, опубликованных в 1989 году, пренебрежение Нуреева к ее самолюбию не осталось безнаказанным. «Я никогда не встречала более тщеславного человека, – написала Дитрих, припомнив его постоянные сетования на свои слишком короткие ноги. – Моим делом было уверять его, что это не так, что на сцене он выглядит идеально». Глядя на Барышникова, добавила Марлен, явно решив «добить» Рудольфа, она всегда думала о «Нурееве и его комплексе». По мнению актрисы, Барышников обладал не только идеальными пропорциями, но и большей уверенностью, чувством баланса. Она объясняла это так: «Он любит женщин. Он не одиночка… Он здоров, и слава Богу!»

Пользуясь особым отношением к себе женщин, Рудольф испытывал к ним не сексуальный, а преимущественно социальный или эстетический интерес. Красота восхищала его везде и во всем, но, хотя у него временами случались романы с женщинами, он редко прилагал большие усилия, чтобы уложить в постель представительницу другого пола. Да, собственно, и усилий для этого не требовалось, как показал ему опыт общения с Ксенией, Нинель Кургапкиной и Марией Толчиф. И, по свидетельству Линн Сеймур, «у него были женщины-любовницы, которыми он пленялся на некоторое время». По правде говоря, невзирая на привлекательность Рудольфа для представителей обоих полов, большую часть армии его поклонников составляли женщины. И среди них никогда не было недостатка в желающих с ним переспать. «Какая-нибудь светская красотка вешалась ему на шею, и он не мог устоять». Одной из тех, кому удалось сломить сопротивление Нуреева, была Ли Радзивилл. Она действительно проявила невероятную настойчивость, не укрывшуюся от глаз множества общих друзей. «Ли шла напролом, и Рудольф в конце концов просто сдался, – поделился один из них. – Это был не настоящий роман, а так, связь на пару ночей. Она так много о себе мнила, что, затащив его в постель, должно быть, решила, будто дело сделано, ничего другого больше не будет. Она относилась к нему как к своей собственности». Ли с мужем и двумя их маленькими детьми жила в трехэтажном особняке в георгианском стиле близ Букингемской площади. В распоряжении Радзивиллов состояли повар, дворецкий, две горничные и няня. Но, судя по всему, брак Ли со Стасом Радзивиллом не был счастливым. И хотя Рудольф зачастую обращался с ней бесцеремонно, Ли «похоже, не обращала на это внимания, – рассказывала их общая приятельница, неоднократно принимавшая обоих в своем доме. – У нее о нем были романтические представления». Третий муж Ли, режиссер Герберт Росс допускал, что «женщин притягивали присущие [Рудольфу] черты дикого зверя. От него всегда исходил легкий душок опасности». А Ли, со своей стороны, не понимала, что Рудольф нашел в Эрике. «Он был таким холодным, – размышляла она годы спустя, – но в нем должно было что-то быть, потому что Рудольф сходил по нему с ума».

Даже когда