Шрифт:
Закладка:
Это стремление к идеальному, гармоническому воспитанию, которое должно создать тип совершенного человека, едва ли когда-либо осуществлялось на деле в полном объеме; то была программа для избранных, для единичных лиц. Но опыты проведения подобной программы, хотя бы в сокращенном виде, в школе и самообразовании, несомненно, делались в отдельных случаях. Удар, нанесенный рационализму и светскому образованию херемом 1304 года, был результатом разочарования в возможности гармонически сочетать науку с религией. Судьба евреев во всей Европе к концу Средневековья неумолимо разбивала светлые надежды гармонистов и энциклопедистов в области педагогики. Школу приходилось приспособлять к жестоким условиям борьбы за национальное существование, и в конце концов восторжествовала узкая и односторонняя, хотя и крайне интенсивная, германская система.
Эта система установилась в Северной Франции и Германии после оживления, внесенного в талмудическую науку классическими комментариями Раши и казуистикой тосафистов. В XIII веке здесь была выработана следующая школьная конституция. В каждой общине должна существовать «малая школа» (medraS katan) с семилетним курсом для мальчиков от 5 до 13 лет, а в больших общинах или местопребывании знаменитых раввинов — «большая школа» (medraš gadol, или высшая талмудическая иешива). Малая — т. е. начальная и средняя — школа состояла из многих классов, расположенных в разных помещениях для учащихся различных групп. Там полагалось в первые два года изучать еврейское чтение и Пятикнижие, в следующие два — книги Пророков и «Писаний», а в последние три года — легкие трактаты Талмуда. Оказавшиеся способными поступали в высшую школу.
В раввинской литературе сохранились сведения о порядке обучения в школах. Ввод ребенка в начальную школу был обставлен разными церемониями, которые обыкновенно приурочивались к новомесячию Нисан или к «празднику Торы» Шавуот, т. е. к началу летнего семестра. Мальчика, облаченного в молитвенную ризу («талет»), отец приводил в школу. Здесь учитель усаживал мальчика на скамью и показывал ему на таблице буквы алфавита, из которых слагались слова «Тора» и другие. Затем подносили медовый пряник с оттиснутыми библейскими стихами, вроде: «Сын человеческий, твое чрево съест это писание, которое даю тебе, и я съел, и оно было у меня во рту, сладкое как мед» (Иезек. 3, 3); подавалось также сваренное яйцо с подобными надписями. Надписи прочитывались и объяснялись мальчику, который затем съедал пряник или яйцо, что считалось средством для изощрения ума и укрепления памяти. По окончании этой церемонии мальчика водили к реке, так как проточная вода считалась символом Торы, причем произносилось благословение: «Пусть источники твои прорвутся наружу и потекут на улицах широкими ручьями» (Притчи 5,16). После праздника начиналось правильное посещение школы, в которой мальчик отныне проводил целые дни, с раннего утра до вечера.
Быстро усваивалась учениками начальная грамота: еврейская азбука и чтение по складам, и тогда приступали прямо к чтению Пятикнижия. Начинали с третьей книги, жреческого кодекса «Ваикра», несмотря на то что по своему содержанию она была самой трудной для усвоения и менее приятной, чем первые книги с их увлекательными историческими рассказами. Тут действовала слепая традиция: нужно начинать с сакраментальной части Торы. Это делалось еще потому, что с этой части начинались субботние чтения в синагогах с весны каждого года, а прохождение Пятикнижия в школе учитель старался согласовать с порядком субботних чтений в синагоге для того, чтобы дети могли сознательно прослушать публичное чтение данных глав. Так учение сочетал ось с богослужением. В школе библейский текст переводился на разговорный язык. Таким же образом переводились и молитвы. До десятилетнего возраста ученики проходили Библию и усваивали язык арамейского Таргума как подготовку к Талмуду. Затем приступали к изучению Мишны и более легких трактатов Гемары и, наконец, переходили к трактатам, требующим большего умственного напряжения. Если мальчик оказывался неспособным к усвоению Талмуда, учитель обязан был заявить отцу об этом и предложить ему взять сына из школы, чтобы не задерживать развитие других учеников.
К моменту религиозного совершеннолетия, тринадцатому году, мальчик обыкновенно кончал курс среднего образования, и тогда для способнейших наступала пора высшего талмудического образования в раввинских академиях, «иешивах». Начиналось странствование юноши, «бахура», по тем городам, где жил и учил какой-либо знаменитый раввин. Вдали от родных, большей частью материально не обеспеченные, юные иешиботники жили при поддержке той общины, где они учились, получая квартиру и стол в домах зажиточных людей бесплатно или за малую плату. В талмудических академиях практиковалась комбинированная система лекций и практических занятий. Учитель-ректор, «рош-иешива», читал текст Талмуда, разбирался в его сложных рассуждениях и казуистических к ним комментариях, высказывал свое мнение или устанавливал какой-нибудь вывод; слушатели ставили учителю вопросы, пускаясь сами в диалектические прения, учитель возражал, и горячая дискуссия оживляла аудиторию. Больше всего ценились два качества в талмудисте: эрудиция и диалектическое остроумие (bekiut и charifut), хорошая память и быстрая сообразительность. Солидные раввины более ценили эрудицию, начитанность в огромной талмудической письменности, но иные любили казуистический перец («пилпул»), который изощрял ум, но не прибавлял знания. Вне лекционных часов студенты занимались в иешиве целые дни и вечера, с перерывом только для молитвы и обеда; многие периодически, раз или два в неделю, занимались всю ночь, не ложась спать, во исполнение завета «Учи Тору днем и ночью». Среди учащихся попадались и женатые люди, оставлявшие свои семьи, чтобы отдаваться науке; они назывались «перушим» (разлученные с семьями). Талмудические «иешивы» помещались обыкновенно в особых зданиях, при которых иногда встречалось общежитие для группы учащихся; но часто иешива помещалась при синагоге или в доме раввина-ректора. В самой академии изучался только курс Талмуда и раввинского законоведения; Библия очень редко изучалась, а «посторонним наукам» — грамматике, математике, религиозной
