Шрифт:
Закладка:
В течение первых трех недель ноября верх в стане социал-демократов одержали те силы, которые считали линию парламентской обструкции опасной, а исходновых выборов — неопределенным. Но социал-демократы даже не помышляли о переговорах об образовании Большой коалиции. Как свой успех они рассматривали в большей степени принятое кабинетом Лютера 19 ноября 1925 г. решение, подать в отставку сразу же после того, как произойдет подписание Локарнских соглашений. Таким образом, социал-демократы могли проголосовать за одобрение результатов Локарно, не вынося одновременно вотум доверия правительству Лютера. 27 ноября 1925 г. фракция СДПГ в рейхстаге сплоченно проголосовала за ратификацию договоров, это решение было принято 291 голосом против 174 при трех воздержавшихся. В течение следующих восьми дней разом последовали три важных события: 30 ноября оккупационные власти начали очистку «Кельнской зоны», 1 декабря в Лондоне были подписаны Локарнские соглашения, а 5 декабря подал в отставку, как об этом и было объявлено, кабинет Лютера{329}.
Тем самым немецкий правительственный кризис вступил в очередную стадию. Теоретически было очевидным, что СДПГ, после того как партия сделала возможным подписание договоров, должна снова принять участие во власти. В пользу Большой коалиции высказывались также Центр и ДДП; БФП и ДФП в отношении этого предложения заняли либо холодную, либо отрицательную позицию. Дальнейшее развитие кризиса проходило по сценарию госсекретаря Мейснера из бюро рейхспрезидента, чиновника, унаследованного Гинденбургом от Эберта. 2 декабря Мейснер выступил инициатором ведения «чрезвычайно серьезных» переговоров о Большой коалиции, которые неминуемо должны были закончиться ничем в результате существенных разногласий между СДПГ и ДФП и завышенных требований со стороны социал-демократов. Тем самым должна была быть убедительно продемонстрирована необходимость формирования нового центристского правительства под руководством Лютера, которое не обладало бы парламентским большинством, но и не нуждалось бы в нем столь остро, так как в ближайшее время не ожидалось принятия серьезных внешнеполитических решений. Что же касается области внутренней политики, а именно реформы оплаты труда чиновников и смягчения бремени социальных расходов государства, то такой кабинет мог бы рассчитывать на поддержку правых партий.
Посвященный Мейснером в этот план, председатель фракции ДФП в рейхстаге Эрнст Шольц дал свое согласие на ведение переговоров с СДПГ. Но теперь свою арию, предназначенную им советником Гинденбурга, с блеском исполнили социал-демократы: среди прочего они потребовали повторного введения 8-часового рабочего дня, дав тем самым Шольцу повод объявить требования СДПГ неприемлемыми.
Если бы СДПГ всерьез стремилась получить доступ к власти, то она должна была начать торги о Большой коалиции еще до одобрения соглашений в Локарно. После 27 ноября 1925 г. у нее уже не было ничего, что она могла бы положить на чашу весов и подвигнуть ДФП к уступкам в сфере экономической и социальной политики. Но большинство социал-демократов отнюдь не стремились к власти зимой 1925–1926 гг. Перед лицом тяжелого экономического кризиса — число безработных, получавших пособие, составило в декабре 1925 г. 1,8 млн человек, а в январе 1926 г. уже свыше 2 млн — они должны были считаться с тем, что участие в правительстве резко снизит их популярность. Попытка лидера ДДП Эриха Кох-Везера создать правительство Большой коалиции закончилась провалом, прогнозируемым с самого начала. 13 января 1926 г. Гинденбург поручил Лютеру сформировать кабинет, и спустя неделю исполняющий обязанности рейхсканцлера смог представить новое центристское буржуазное правительство, в которое входили политики от ДФП, ДДП, Центра и БФП. Впервые в истории Веймарской республики рейхспрезидент, хотя и в скрытой форме, выступил не «за», а «против» создания правительства парламентского большинства{330}.
Второй кабинет Лютера просуществовал всего лишь несколько месяцев. Основу его падения заложил сам рейхсканцлер в своем письме министру иностранных дел Штреземану от 20 апреля 1926 г. Ссылаясь на пожелания немцев, проживавших за рубежом, прежде всего в Латинской Америке, Лютер хотел предоставить дипломатическим миссиям Германии право наряду с черно-красно-золотыми цветами республики демонстрировать также цвета императорского флага — в форме черно-бело-красного флага торгового флота с маленьким черно-красно-золотым верхним углом. Правительство, очевидно, совершенно не распознавшее политическую взрывоопасность этого предложения, 1 мая согласилось с ним в смягченной форме: в будущем не все иностранные миссии, а только посольские и консульские учреждения должны были наряду с флагом республики вывешивать также торговый флаг.
Решение правительства вызвало бурю возмущения у социал-демократов, свободных профсоюзов и у стоящей близко к ним боевой республиканской организации — «Железного фронта». Центристы и демократы также протестовали против реставрационного, по своей сути антиреспубликанского нововведения, о котором они узнали только из газет. Сопротивление оказалось настолько массовым, что правительство было вынуждено отступить: постановление, подписанное Гинденбургом 5 мая 1926 г., разрешало демонстрацию торгового флага только за пределами Европы, а внутри нее — только в тех местах, в которые заходили торговые морские суда.
Но эта уступка уже не могла успокоить возмущение республикански настроенных сил. 6 мая социал-демократы внесли в рейхстаг запрос о флаге и предложение о вотуме недоверия Лютеру. Это предложение не было одобрено, зато большинство по инициативе ДДП проголосовало за вынесение порицания правительству: депутаты приняли его 12 мая 1926 г. 176 голосами против 146 при 103 воздержавшихся. Кроме демократов «за» проголосовали депутаты от СДПГ и КПГ. ДФП, Центр и БФП голосовали против, немецкие националисты воздержались от голосования. В тот же день второй кабинет Лютера подал в отставку.
Возможно, правительство могло бы отменить свое решение от 1 мая 1926 г., если бы человек, возглавлявший пирамиду власти в Германии, не был бы столь убежденным монархистом. Однако Гинденбург воспринял инициативу Лютера настолько близко к сердцу, что для правительства уже не существовало возможности отступить с наименьшими потерями. Не только беспартийный рейхсканцлер, но и все члены его кабинета утратили в вопросе с флагом тонкое политическое чутье: они не осознали, что своим решением вторгаются в область символической политики — область, которая способна в большей степени, чем чисто практические вопросы, будить и страсти, и призраки прошлого{331}.
К области символической политики относился также другой крупный спорный вопрос первой половины 1926 г. — борьба за имущество бывших немецких князей. Во время революции 1918–1919 гг. в Германии собственность когда-то владетельных аристократических домов нигде не была отчуждена безвозмездно. В последующие годы происходили сложные примирительные разбирательства, причем суды все более склонялись к тому, чтобы соглашаться с точкой зрения лишенных имущества владельцев. В конце ноября 1925 г. ДДП внесла в рейхстаг законопроект, согласно которому федеральным землям давалось право решать свои споры с бывшими владетельными князьями на основании закона, т. е.
