Но за спиной биатлониста винтовка. Пройдена первая четверть пути, и ты оказываешься на огневом рубеже. Надо повалиться на снег, одну за другой поразить мишени. К тому времени, которое будет тобою затрачено на весь путь и стрельбу, каждый промах прибавит по две минуты. Всего несколько пуль, отправленных «в молоко», и даже если ты лучший в мире лыжник-бегун — уже незачем продолжать борьбу. Развеются надежды тренеров, собственные мечты. Однако ты еще член сборной команды страны. На твоей куртке государственный герб, и провожали тебя, как героя.

Эти два вида спорта — стрельба и лыжная гонка, — не просто различны. Они взаимно исключают друг друга. Противоречат. Требуют от спортсмена, от его сердца, нервов, ума совершенно противоположного: то беззаветно выкладываться в ритмичной работе всех мускулов, то сосредоточенно затихать, сжимая в руках винтовку.

Второй этап гонки. Из-под палок, из-под лыж брызгами вылетает снег. Бешено колотится сердце. Рот раскрыт, губы хватают воздух. Все тот же приказ себе: «Скорее! Скорее!» Но — снова огневой рубеж. А так трудно остановиться! Ведь только-только ты мчался во всю свою силу. Пульс — двести ударов в минуту.

Однако нужно спокойно вставить в винтовку патрон, плотно, но без малейшего излишнего усилия обхватить рукой шейку приклада, сделать два-три глубоких вдоха, наконец еще раз вдохнуть уже только наполовину, замереть и в промежутке между двумя ударами сердца, уловив тот счастливый миг, когда колебания диоптрического прицела будут самыми меньшими, нажать на спусковой крючок. Десять выстрелов, десять перезаряжений винтовки, десять мгновений полной внутренней тишины и — снова гонка!

Последний, четвертый огневой рубеж. По правилам соревнований стрелять надо стоя. Но сердце бьется неукротимо. Мышцы ног, рук, спины стянуты напряжением. Если они еще и в состоянии совершать какую-то работу, то лишь одну — двигаться, двигаться... Нужно все же суметь приказать им расслабиться и тут же собраться, но уже так, чтобы они смогли действовать совсем по-другому: плавно, с неравными паузами, без малейших рывков, точно соизмеряя усилия.

Тогда, после этой победы, в аэропорту меня встречали не только друзья и родные. Там были самые уважаемые в нашем городе люди: директор заповедника, начальник горного комбината, председатель исполкома городского Совета, секретарь горкома...

За рубежом меня спрашивали:

— Откуда у вас такой удивительный гоночный стиль? Вы и на ровных участках трассы как будто летите над поверхностью снега.

Я отвечал:

— В моем краю эти три времени года — весна, лето и осень, вместе взятые, — длятся всего только два с половиной месяца.

— Но откуда такая смелость? Вы счастливчик? Никогда не падали? Не знали на своем веку травм?

— Если живешь в таком городе, где от самых домов поднимаются горы, — отвечал я, — лыжнику нельзя не быть смелым.

— Вы студент? Где-нибудь служите?

— Заочно учусь на факультете охотоведения и работаю егерем.

— Кем-кем? Что это значит?

— Хранитель тишины в заповеднике...

«...Но почему же? Почему все это произошло?» — снова думаю я.

3

Когда кончается детство? Не тогда ли, когда начинаешь полностью сам отвечать за свои поступки? Когда уже тебе некому сказать: «Больше не буду», — и все простится, наладится. И не потому ли для того, кто стал на горные лыжи, такая пора приходит удивительно рано? Еще бы! Летишь вниз, в долину. Не более спичечных коробков кажутся дома. Люди у подножия склона крошечны, как муравьи. На твоем пути скалы, обрывы, скорость — больше ста километров в час. Как идти лыжам? Ежесекундно надо выбирать то решение, от которого впрямую зависит жизнь, и если ошибся, то уже не помогут никакие слова, не заслонят ничьи руки. Каждый спуск — школа мужания. Потом и во всех других случаях поступаешь без колебаний.

Так взрослеют не по годам, но так становятся чемпионами.

Мой егерский участок — сотни квадратных километров горной тундры. Лучше, чем я, эту местность сейчас не знает никто. Мне знакомы здесь каждый утес, разлом, промоина, чаша цирка, тропа, ручей, озерцо. Зимой, в пургу, кто быстрее отыщет заблудившегося лыжника, выведет его на подветренный склон, окажет помощь? Конечно, нужны тут и смелость и выдержка. Биатлонистом я стал не случайно.

Но потому-то теперь во время моих выходов в горы (сегодняшний день не в счет!) всегда за моею спиной спортивная винтовка. Внезапно, порою в самой неудобной позе, я срываю ее с плеча, заряжаю стреляным патроном, навожу на цель, делаю положенное количество вдохов, осторожно, по всем правилам меткой стрельбы нажимаю на спусковой крючок. В моем поведении нет мальчишества. Это азбука тренировки биатлониста высокого класса, Так советуют учебники, без устали твердит мне мой тренер: не жалей себя, в любую погоду, после быстрого бега, резкого прыжка, долгого стояния на месте, — все триста шестьдесят пять дней в году делай и делай свои ежесуточные четыреста — восемьсот заряжений, прицеливаний; совершенствуй и совершенствуй это умение: вдруг прервать уже начатое было движение и, сколько бы ты ни хватал ртом воздух, как ни рвалось бы из твоей груди сердце, суметь успокоить его, вскинуть винтовку, уверенно навести на цель.

С игр я вернулся в феврале. Безмятежными прошли март, апрель, май, июнь.

В июле я впервые стал замечать, что некоторые из сотрудников заповедника косо посматривают на меня. Откровеннее всех делал это Сидор Савельевич Кучумов. Было обидно. Уважаемый человек. По возрасту годится мне в деды. Кому ни скажешь: «Кучумов», — сразу подхватывают: «Мировая известность! Знаток видов редчайших животных». Но разве и я не стану когда-нибудь таким знатоком?

У крыльца дирекции заповедника он однажды утром вдруг остановил меня:

— А-а, послушайте... Вы сейчас идете в обход?

Я кивнул, подтверждая:

— Да.

— И все у вас там, простите, как надо?

— Да.

— И никаких происшествий?

— Почему же? Но если говорить о браконьерстве, то...

— Однако павших животных находите?

— Да. Акты в дирекции. Можете посмотреть.

Он протянул руку к моему плечу:

— Но вот это... послушайте, вы же совсем еще молодой человек... винтовка вам сегодня зачем? Боитесь кого-нибудь?

— Еще бы, — шутливо ответил я. — Помните историю с шатуном? Вдруг придет рассчитаться? Мишка-то каверзный. Что ему две сотни километров до заповедника!

Я говорил вот о чем. Вскоре после возвращения с игр меня попросили выехать в прибрежный район. Зима была в полном