— Энди!

— Нравится тебе это или нет, — продолжил парень, делая ладонью предупреждающий знак. — Не ты, он помог мне. Хоть ты и не думал так, но я и по отношению к тебе был честен. Всегда. Я так же честен и в отношении его.

— Ты не можешь этого делать…

— Не могу?! И это говоришь мне ты?! После того, как… Впрочем это не имеет значения. Значение имеет только то, что он имеет на это право.

— Право?!

— Послушай, Рой. Когда-то именно у тебя были все права на мою жизнь, но, как я понял, ты передал мне их по наследству, а я уж нашел им вполне коммерческое применение. И последнее. Сделай одолжение, засунь поглубже себе в задницу все свои притязания и заткни их анальной пробкой, чтобы они из тебя не лезли.

Бесконечная череда людей, звуков и света. Люди на танцполе кажутся толпой на входе в ад. Кругом пот и раздражение. Маккена ощущает себя ватным, словно у него чужие ноги, чужие руки, чужое все. Он еще чувствует Энди, но ощущение тает, съедается сумасшествием вокруг. Люди веселятся, что-то выкрикивают, танцуют. Они слепы и глухи в этом мерцающем грохоте. Никто, ни один из них не слышал, как рухнула целая галактика. Никто не видел, как она сложилась, сжалась, превратилась в плотный шар и исчезла. Сейчас, через несколько минут она неизбежно столкнется с громадой мира и взорвется, вспыхнув отголоском этого взрыва. Энди будет танцевать, только это уже другая галактика. Та, которой Рою никогда не достичь. Она будет восходить созвездиями на темном небосклоне его жизни, но с нее не упадет ни одна звезда, чтобы он успел хотя бы загадать желание. Клубная музыка скользит по плоскости болевого предела. Мысли столь огромны, что не могут втиснуться в голову. Реальность отражается сама в себе, словно это круглая комната, по периметру состоящая из зеркал.

Внезапный свист и рев толпы делит ночь на сектора. Начинается выступление. Луч прожектора вновь пьяно мечется по головам, преломляется на спинах, словно пытается протиснуться сквозь плотно сцепленную массу тел. Музыка опадает вместе со светом. Тишина отражается эхом, мощно генерируя каждый шорох. Вновь на сцену высыпают мальчики, щедро одаривая всех своим мастерством, но Рой не видит их. Они вязнут в его подсознании ожиревшей шевелящейся гусеницей, попеременно вскидывающей группы лапок. Он ждет Энди. Не произнося ни звука, мальчишка все же сказал ему это самое уродливое на свете слово «прощай», Маккена не поверил. Это что-то не то. Оно как-то плохо сочетается и с ним самим, и с Энди, но оно ощущается. Это как плевок. Вроде бы стер слюну, ничего в ней страшного, но еще долго чувствуешь оскорбление кожи на том месте, где она была. Нет, это не он, это Энди что-то неправильно понимает. После стольких мук и времени, когда он, наконец, нашел парня, тот пытается втиснуть между ними пенящуюся субстанцию «прощай». Кто замесил эту жизненную химическую реакцию, что теперь она разрастается ржавчиной, заполняя собой все? Странно, но вокруг течет ламбада. Это тоже что-то не то. Она какого-то не того размера, чтобы в нее вписался шест, но она течет. Вьется, закручиваясь вокруг пилона, и Рой почти видит ее. Это не может быть правдой, потому что ламбада…

Энди вновь на пилоне, но Рой уже не видит шеста. Его просто нет. Он — лишний. А ламбада есть. Энди танцует ее на шесте, и в это трудно поверить. Маккена словно смотрит рассеянным трансовым взглядом. Галлюцинации? Наверное. Он только что курил траву, и это ее отголоски. И ламбада, и шест, и ламбада на шесте, и шест в обрамлении ламбады. Он разглядывает каждую клетку тела парня, ощущает вибрацию, слышит звук. Он словно видит движение каждой мышцы, каждой кости, потому что важно только это. Нет, он определенно бредит, потому что уже столько времени не думал о мышцах. Он забыл, что они могут двигаться под кожей, что они вообще могут двигаться. Наваждение? Определенно. Рой словно ощущает биение сердца парня, и только это имеет значение. Он слышал его сегодня, и оно действительно билось. Билось о его ладонь, билось о его грудную клетку. Раскачивалось маятником, звенело колоколом, гоняя по жилам живую кровь. Живую, а не ту, что умирала, смешиваясь с дождем, растекаясь по его ботинку и асфальту, а потом лежала уродливой коркой на бледной изможденной коже. Рою стало жутко. Рваные воспоминания потекли в обратную сторону. Они громоздились одно на другое, складываясь в безобразный монумент его вины. Прощение. Энди сказал, что простил, а он сам? Он не хочет себя прощать, потому что парень — на пилоне, и это чудо. Мысли Маккены путаются. Лезет булочка с Эрл Греем, обмотанные зеленой ниткой осциллографа. Поверх них громоздятся падающие камеры с зонтами, крылья ангела в ошметках от лазаньи, черные простыни с пятнами и рассыпанными бусинами, фейерверк и картонки в подвале…

Нет, Рой не видел, что делал Энди на шесте. Не осознавал ни одного движения. Он просто старался запомнить, потому что это именно то, чем ему придется жить. Он не заметил, как закончилось представление, и довольный народ опять вывалился на танцпол. Он не понимал, что так и стоит посередине вкопанным столбом. Это то, что называется неизбежностью, и она наступила, и впитывается теперь. Маккена стоял на танцполе и не понимал, кто он и где. А еще он не знал, как. Его подсознание судорожно искало ответ там, где его не было. Слепое подсознание в безлунную ночь пыталось нашарить в обширной прерии неизбежности ту единственную оброненную монету, которой можно оплатить хоть что-то. Рой не знал, сколько прошло времени, когда в его голове всплыла бесформенная неопределенная мысль. Надо сделать шаг. Надо сделать…, но это шаг невозврата, который поведет в минус. Потом второй. И так каждый будет вести все дальше и дальше. Воспоминания, пропитанные виной — вот его удел. Это слишком много для него. Это слишком мало для него. Рой не заметил, как Энди коснулся ладонями его плеч.

— Что с тобой?

Глупый вопрос.

— Ничего.

Это правда. Как может быть что-то с тем, чего нет?

— Уезжай, Рой.

— Ты говорил уже, — он ответил спокойно, без единой эмоции. А какие могут быть эмоции там, где ничего нет? – Да. Сейчас. Ты не волнуйся. Я сейчас уйду. Просто хотел увидеть тебя в последний раз. Зачем, не знаю, просто очень хотел. Энди…

— Рой, не надо усложнять. Все и так слишком сложно. Пусть все останется, как есть.

— Да. Ты прав.

Энди потянулся и коснулся губ Роя. Маккена не ответил. Он словно онемел, потеряв чувствительность. Он лишь почувствовал, как Энди убрал руки. Рою показалось, что на этих местах нет кожи, и там лишь пенится проступающая кровь. Непонятная волна прокатилась по телу, и его передернуло. Он словно услышал щелчок, который вырвал его из оцепенения. Энди не было. Рой не мог понять, был ли он рядом или это — плод больного воображения, но ощущение прикосновения… Маккена судорожно искал парня глазами, но танцпол кишел чужими ненужными людьми. Рой поднял голову и взглянул на балкон. Энди стоял в пол-оборота и смотрел на него. Просто стоял там, наверху. И смотрел на него.

— Энди! — Маккене показалось, что он может перекричать динамики. — Энди!

Парень не шелохнулся. Маккена видел, как к нему приблизился Смит и положил на плечо ладонь.

— Энди, нет! — что было сил, заорал Рой, бросившись к лестнице. – Нет, Энди!

Он почти достиг ступеней, но оказался в кольце сильных рук охранника.

— Пусти! — бесновался Маккена. - Нет!

Подоспел второй охранник, и они потащили его прочь. Он сопротивлялся, ругался, отбивался. На какие-то мгновения ему удалось высвободиться, и он вновь бросился к лестнице.

— Не надо, Энди! Нет!

Завязалась потасовка. Посыпалась посуда, и захрустели ломающиеся стулья. Рой был безумен. Откуда-то в нем поднялись гневные силы, и он превратился в монстра.

— Отойди от него, ублюдок! — бесновался Маккена. — Не трогай его! Не надо, Энди!

Он не заметил, как стихла музыка, и толпа расступилась, развлекаясь внезапным шоу. Рой выскальзывал из объятий охраны и вновь бросался к лестнице, но вновь оказывался спелёнатым цепкими руками, и все повторялось снова. Он смотрел на балкон, но парень так и не шевельнулся. Наконец, Дав сделал определенный жест рукой, и все замерли.

— Чего ты хочешь, Маккена?!

— Не трогай его! — взмолился Рой.

— Он — взрослый мальчик! У него свободный выбор! А вот ты шумишь не по теме! Покинешь мой клуб сам или