– И сколько же у гетмана казаков?

– Та, тысяч тридцать, не менее…

– Чего ж он не атакует? – вырвалось у меня.

– Их милость, пан гетман, сейчас с ляхами о мире переговоры ведёт… – проговорился джура и, поняв, что сболтнул лишнее, хлопнув пологом, вышел из шатра.

«Иногда нужно иметь больше решимости, чтобы вовремя прекратить бой, нежели храбрости, чтобы продолжить сражение… Но разве теперь такой случай? Теперь надо забыть о своей безопасности, идти выручать товарищей… Только где взять Юрасю решимости на такое? Прав Шереметев, ему бы плахту носить, а не булаву… – терзался я вынужденным бездействием. – Эх, знал бы дядька Богдан, как поступает его отпрыск, он бы в гробу перевернулся… И Тимош не простил бы брату трусость и слабость. Уж лучше бы Юрась и вправду в чернецы пошёл…»

Я просидел в шатре ещё пару часов, ожидая, когда же меня позовут к Хмельницкому. Но время шло, а за мной никто не являлся.

Джура всё топтался у входа. Должно быть, Шуйкевич наказал ему не выпускать меня из шатра…

Вдали глухо громыхали гарматы. Их говор напоминал глухие раскаты грома.

«Наши там бьются, а я тут дипломатию разыгрываю! – Как зверь, загнанный в клетку, я метался в своём полотняном узилище, не находя себе места. Мрачные думы и горькие вопросы толклись в моей голове, как вода в ступе: – Что стало с тобой, народ украинный? Что произошло с нами, братья-казаки? Куда подевались наши герои-атаманы: сагайдачные, нечаи, кривоносы, сулимы, наливайки, повергавшие неприятелей в трепет, бравшие штурмом неприступные замки и крепости? В каких непонятных пучинах канули все эти боевые ведьмаки, химородники и характерники, умевшие взглядом тучи разгонять и кровь из ран останавливать? Как в одночасье перевелись могучие байды, что израненные и на крюке подвешенные своих врагов стрелами поражали? Где вы, доблестные казачьи лыцари, готовые жизнь отдать за други своя? Где силы твои, Украйна? Уже ли все растрачены в кровавых междоусобицах, в изменах и коварстве, в метаниях от одного берега к другому в поисках лучшей доли для себя, коханой? Ужели сытый кулеш и саломата заменили тебе веру и братские чувства? Как можешь ты бездействовать, когда твои братья погибают, отдавая животы свои за тебя же саму?»

Дальние пушечные выстрелы становились всё реже и вот – совсем стихли.

Наступившая внезапно тишина заставила меня действовать решительно.

Вынув саблю, я осторожно разрезал холстину в тыльной части шатра и выскользнул через образовавшуюся щель.

Зная, как устроен казачий табор, я быстро нашёл шатёр, над которым развевался гетманский стяг. Вход охраняли два казака с копьями и саблями.

Я подошёл, сказал строго:

– Пропустите меня к гетману! Я – гонец от воеводы Шереметева!

Казаки, скрестив копья, преградили мне дорогу.

– Пан гетман! – вскричал я во всю мочь. – Юрась! Слышишь ты меня, это я – Мыкола Кердан!

Никто не отозвался.

Я возопил ещё громче:

– Пан гетман! К тебе от воеводы Шереметева гонец!

Полог шатра открылся, и вышел Шуйкевич:

– Ты чего разоряешься? – набросился он на меня. – Я же говорил тебе ожидать, пока не позовут!

– Ты сообщил, что у меня срочное послание от воеводы? – с трудом пытаясь сохранять самообладание, спросил я.

– Конечно, сообщил! – заверил Шуйкевич. – Но ясновельможный гетман велел тебе обождать!

– Чего ждать? Нет времени! Шереметев окружён! Надо идти на выручку! – закричал я.

– Сказано ожидать, значит, жди! – сквозь зубы процедил Шуйкевич.

Но больше ждать я не собирался. Воспользовавшись тем, что казаки раздвинули копья, пропуская генерального писаря, я оттолкнул одного, метнулся к шатру и распахнул полог.

Войти внутрь мне не удалось. Казаки, кинувшись вослед, успели оттащить меня от шатра. Но я разглядел, что там происходило.

За походным столом в центре шатра сидели друг напротив друга и мирно беседовали гетман Хмельницкий, пан Беневский и ещё один человек… Он обернулся на шум, и я узнал… Юрия Немирича.

«Быть такого не может… Он же погиб!»

Казаки, крепко держа меня под локти, подвели к Шуйкевичу, и он ехидно попенял:

– Ну, точно москали тебя сглазили, Мыкола. Ты ровно сказывся! Я же сказал: всё гетману доложил. Имя твоё назвал и от кого ты прибыл. Пан гетман принять тебя не может! Да ты и сам убедился – занят он…

– Значит, вы сговорились с ляхами! – обречённо сказал я. – С Беневским и с Немиричем… Его что, с того света выписали?

– Ты думаешь, это пан Юрий? Нет, это его родной брат – Стефан Немирич… Я тоже испугался, когда первый раз увидел…

– Так вы идёте с ними на мировую?

Шуйкевич направился к своему шатру, увлекая меня за собой.

– Конечно, это не твоего ума дело! Но по старой памяти скажу. Да, господа Немирич и Беневский – посланцы его милости пана Любомирского. Они привезли предложение о мире. Полагаю, что пан гетман примет его! Он не хочет попусту проливать казацкую кровь! Лучше худой мир, нежели хорошая война.

У меня аж горло перехватило.

– А как же русские, как же Цецюра?

Шуйкевич улыбнулся:

– О Цецюре не печалуйся. Он ночью уйдёт от Шереметева. К нему гонец с грамотой от гетмана уже послан. И поляки с татарами не станут этому препятствовать…

– А русские?

– Да какое тебе дело до этих клятых москалей? – искренне удивился Шуйкевич. – Ну порубят их поляки или татары в полон угонят… По мне так: казнить всех, нам легче дышать станет.

Я едва не врезал ему по острой скуле.

– Мы же клятву русскому царю давали, пан генеральный писарь, всем войском Запорожским и каждый в отдельности. Нельзя клятву нарушать! Нарушишь её однажды, себя потеряешь!

Шуйкевич остановился у входа в свой шатёр:

– Эвон ты куда загнул! Охолонь, Мыкола! Сколько тех клятв давалось до нас, сколько нарушалось до нас, ещё никто нарушивший обет от этого не помер…

Я не мог больше его терпеть. Сказал сухо:

– Прикажи подать моего коня, Шуйкевич!

– Куда это ты собрался?

– К Шереметеву. Воевода ждёт если не подмоги от гетмана, то хотя бы вестей, что её не будет!

В голосе Шуйкевича прозвучало что-то похожее на сочувствие:

– Дурень! Да куда ты лезешь? Погибнешь же, сгинешь вместе со своими москалями!..

– Да лучше сгинуть, чем жить Иудой… – сказал я сурово, хотя помирать не собирался.

6

У Бога всего много, но силой не возьмёшь. Да и договориться с Ним, как ни старайся, не получится – ничего для себя не выторгуешь.

Как умолял я Господа, чтобы дал он мне благополучно добраться до осаждённого гуляй-города, какие только клятвы и обещания взамен