– Неужели это правда? – быстро спросил он. – А я еще уточнял, делает ли Хеншоу ее счастливой! Клапан для лишнего счастья!

– Подумайте только, как она это делает, – улыбнулся Аркрайт. – Это все такие люди, до которых никогда не добирается обычная благотворительность, и единственный способ, которым можно было заставить их поселиться вместе, – убедить каждого, что он абсолютно необходим остальным. К тому же они вносят какие-то деньги на расходы по дому. Они на этом настояли, и миссис Хеншоу позволила. Я полагаю, что главная ее трудность – наличие примерно шести человек и всего двух свободных комнат, так что она никак не может между ними выбрать. Ее муж говорит, что каждый день готов услышать о постройке Приложения к Приложению.

– А, – сказал Калдервелл и принялся ходить по комнате. – А Бертрам все еще рисует, я полагаю?

– Да.

– И над чем он работает сейчас?

– Над несколькими вещами. Он завален работой. Вы, возможно, слышали, что прошлым летом он попал в аварию и много месяцев не мог пользоваться правой рукой. Кажется, в какой-то момент родные даже думали, что это навсегда. Но теперь все в порядке, и у него есть несколько заказов на портреты. Алиса говорит, что он снова рисует головки.

– Все те же «Лица девушек»?

– Думаю, что да, но Алиса не уточняет. Разумеется, его главная работа сейчас – портрет мисс Маргарет Уинтроп. Вы, может быть, слышали, что он уже пробовал его писать в прошлом году и не слишком преуспел.

– Да, моя сестра Белль мне говорила. Билли рассказала ей об этом. А на этот раз получится?

– Мы все очень на это надеемся. Кажется, никто его еще не видел, он не закончен, но Алиса говорит…

Калдервелл вдруг резко обернулся с загадочной улыбкой на устах.

– Сын мой, – сказал он, – мне показалось, что Алиса уж слишком многое вам рассказывает. Кто же она?

Аркрайт засмеялся.

– Я же говорил. Мисс Алиса Грегори, подруга миссис Хеншоу и моя. Я знаю ее много лет.

– Хм, и какова же она?

– Она? Ну… она – это она. Вам стоит познакомиться с Алисой. Она настоящая соль земли, – улыбнулся Аркрайт и встал, увидев, что Калдервелл надевает пальто. – Куда вы спешите?

– Хм… – сказал Калдервелл, не замечая вопроса. – И когда же, если мне будет позволено спросить, вы собираетесь приправить этой солью свою жизнь, так сказать?

Аркрайт рассмеялся. Лицо его ничуть не изменилось.

– Никогда. На сей раз вы ошиблись. Мы с Алисой хорошие друзья – всегда были и всегда будем, как я очень надеюсь.

– И ничего больше?

– Ничего. Мы часто видимся. Она музыкант, а Хеншоу так добры, что часто приглашают нас вместе. Вы обязательно познакомитесь с ней. Она часто бывает у Хеншоу.

– Хм, – Калдервелл посмотрел прямо в глаза собеседнику. – Значит, вы уступаете мне дорогу?

– Безусловно, – взгляд Аркрайта не дрогнул.

– Хорошо. И кстати, я полагаю, что вы скажете мне, как я когда-то сказал вам, что право прохода вовсе не гарантирует заинтересованной стороне широкую дорогу. Если мне не изменяет память, в Париже я уступил вам возможность завоевать сердце некой неуловимой мисс Билли, здесь, в Бостоне. Но насколько я вижу, вы не слишком в этом преуспели.

Аркрайт вдруг нагнулся подобрать с пола клочок бумаги.

– Нет, – тихо сказал он, – я не воспользовался возможностью. – На этот раз он смотрел Калдервеллу в глаза.

Они попрощались, но Калдервелл замер у дверей в последний момент.

– Вы же собираетесь на эту вакханалию в Джордан-холле завтра вечером?

– Вакханалию? Это вы концерт Сирила Хеншоу так назвали?

– Конечно, – весело улыбнулся Калдервелл. – И я гарантирую, что это она и будет. Разве мистер Сирил Хеншоу не собирается играть собственную музыку? Я знаю, что с вашей точки зрения я безнадежен, но с этим ничего не поделаешь. Я люблю, когда мелодия в музыке слышна сразу. И не люблю, когда заблудшие души плачут и стенают по добрых десять минут, а потом умирают с криком. Впрочем, я уверен, что вы-то пойдете.

– Разумеется, – засмеялся Акрайт, – никто не уговорит Алису пропустить хотя бы один из этих стонов. Кстати, мне самому они тоже нравятся.

– Да, я так и думал. Вы привыкли к такому в своей опере. Что до меня, то я предпочту «Веселую вдову» или даже «Колокольчики звенят». Но я все равно пойду, из уважения к семье этого несчастного человека. И кстати, это тоже изрядно меня удивило – женитьба Сирила. Он же ненавидит женщин!

– Мы надеемся, что не всех, – улыбнулся Аркрайт. – Вы знаете его жену?

– Почти нет. Я встречал ее у Билли. Учительница музыки, да? Тогда она наверняка похожа на него.

– Ничуть, – засмеялся Аркрайт, – она действительно преподавала музыку, но только из необходимости. Она очень домашняя девушка, которая обожает стряпать пудинги и штопать носки, насколько мне известно. Алиса говорит, что миссис Сирил наверняка зовет каждую миску и плошку по имени и что в доме ничего не лежит без дела.

– Но как же Сирил выносит все тяготы и треволнения семейной жизни? Бертрам говаривал, что вся Страта содрогалась от страха, когда Сирил сочинял, и я сам помню, что он едва ли не сходил с ума, если кто-то хотя бы шептал в его присутствии. Я никогда не забуду, как мы с Бертрамом сидели в комнате Уильяма и пытались спеть «Когда Джонни вернется домой» [21] под аккомпанемент банджо Бертрама и моей гитары! Господи! Это Хью угрожала опасность не вернуться домой тем вечером.

– Насколько мне известно, миссис Сирил не играет ни на банджо, ни на гитаре, – улыбнулся Аркрайт. – Алиса говорит, что она носит резиновые тапочки, надела специальные накладки на ножки стульев и кладет подушечку под каждое блюдце. К тому же Сирил строит новый дом да и выглядит вполне жизнерадостно, как вы сами завтра увидите.

– Лучше бы у него музыка была пожизнерадостнее, – хмыкнул Калдервелл, открывая дверь.

Глава XII

Совет для Билли

Февраль выдался хлопотным. Публичное открытие выставки клуба «Богемная десятка» было назначено на шестое марта, а закрытая вечеринка для избранных гостей – на день раньше. Именно на этой выставке Бертрам планировал представить портрет Маргарет Уинтроп, а также еще две или три картины, которым посвящал все свободное время.

Бертрам чувствовал, что теперь у него получается очень хорошо. Портрет Маргарет Уинтроп выходил прекрасно. Избалованный идол Света наконец нашел позу и наряд, которые его устраивали. Теперь