Можно переходить к покраске. Хотя, это скорее шлифовка. Отбеливание. Отстирывание.

Чужой запах с трудом выводится. Чужой запах сложно перебивать.

Полоска за полоской, линия за линией. Обязательно как можно сильней надавливать.

Вверх-вниз, вниз — и сразу же вверх.

Липкая смесь хрущовки, лимона, клубники удавкой затягивается на шее.

Плотная прослойка из кирпичной пыли, тропических фруктов и плодов земли накладывается бронёй на грудь.

Щитки камня с тканью из соков укрывают плечи и локти.

Щёки, губы, подбородок и лоб — их закрывает благоухающее забрало.

Живот обернуть простынёй из красных и жёлтых ягод.

Бёдра следует завернуть в плотное, твёрдое дерево. Дерево по-хорошему-то надо прибить гвоздями… Но и без гвоздей оно в целом прилипает достаточно.

Вообще, всё, что ниже — там требуется усиленная работа. Там уже ни щитками, ни простынками, ни обычной бронёй не отделаться.

Там уже заталкивать мыло в самое собственное нутро потребуется. Да, конечно же, от такого там точно всё слипнется.

Не раскроете.

Не отверзнете.

Не открестите.

Выгнуться, раскрыть ноги — и втолкнуть. Плотно сжаться. Плотно стиснуться. Всеми мышцами внизу поясницы держать-держать.

Мыло мылится, плоть лоснится. Кожа пеной исходит, соком, жидкостью.

Дальше какое-то время нужно просто сидеть.

Сидеть и настаиваться. И закрыть уши. Глаза зажмурить — всё-таки, да, стекающий по бровям шампунь щиплет.

Обхватиться за плечи. Сидеть на корточках.

Спиной не касаться стены. Рано пока касаться. Ещё не всё пропиталось.

Для пропитки не хватит одной минуты.

Чужой запах выведется через две четверти часа

Так ли сложно себя оттачивать?

Ну… К этому тоже не привыкать.

Это просто вопрос пемзы и грубой силы.

Главное тут вот, что помнить: нет на теле такой поверхности, которая не способна стать лезвием. В которой нет места для острия.

Но это всё ещё дело тонкое. Деликатное.

И оттачиваться — только после того, когда всё укрыто несколькими слоями запахов.

Если точить себя так, то всё тело пропитается новыми, правильными ароматами.

Это даже почти не больно. Слой за слоем — и ничто не сдирается. Просто очень плотно, очень крепко, с нажимом, вдавливается.

А ещё именно пемзой, не какой-то мочалкой. Пемзой никто не пользуется. Пемза чистая, в отличии от всего прочего.

Пемза чистая — ей и чиститься.

Только воду всё-таки надо выключить. С водой нельзя перебарщивать. Вода громкая, вода шумная.

Для дел дальнейших нужны покой. Тишина.

Камень очень удобно ложится в руку. Приставляется к защищённой коже. С нажимами, с силой. Плавно. Начать с пяток, ступней. Отирать их, тщательно отирать.

От ступней подниматься к лодыжкам. Красным-красным лодыжкам. И выше, к голеням. Голени всё ещё жгутся. Даже не так: кусаются.

Тело в принципе зачем-то любит жечься и очень кусаться. А потом стыдливо краснеть, как будто бы признаёт вину.

Виновато ли тело? Да, виновато. Виновато в том, что щипается. Что охотно перенимает чужие запахи. Что пытается вытолкнуть из себя мыло.

Тело всегда во всём виновато. Особенно это тело. Особенно это.

Нахватается разных запахов, всё провоняет — а потом стой его, отмывай! Отдирай, отслаивай!

Как будто, это приятно. Как будто именно на это занятие хочется тратить время.

Время хочется тратить на мультики. И на игры. Ну, может, ещё на комиксы.

И на шоколадки, конечно же. Вот за такими делами всегда приятно провести час-другой.

Иногда ещё за прогулками. За очень долгой, длительной ходьбой. Когда ступни до крови в обёртке сапог ноют. Когда колени резиной затягиваются.

Вот за такой, расслабляющей, утешающей. Уносящей подальше ходьбой.

Так ли сложно заменить себе кожу?

А вот это что-то совсем больное…

Попыток не предпринималось.

Но отчего-то так сильно хочется. Змеям проще. У змей есть их настоящая чешуя. А у котов, у прочих зверей — их шерсть. Когда их что-то не устраивает, кто чешую, а кто волосы, кто хвосты — это всё с себя просто берут и скидывают. Кто-то слизывает, с кого-то всё само по себе сползает.

Вот сейчас так же хочется, чтоб всё взяло и слезло само собой.

Кожа так не умеет и под такие дела не строилась? Ошибка! Какая досадная ошибка ходить, чувствовать, пребывать в коже.

Нет, ну, правда. Когда нет кожи, то всё сразу становится... Да не то, что лучше, а честней как-то. Под кожей сплошные нервы ведь оголённые. Всё куда лучше, куда ярче, куда правдивей на себе чувствуют.

Прикоснуться бы к нервам.

Интересно, они там вообще живые?

Если верить учебнику анатомии — наверное, всё-таки, да.

Нервы-нервы, сплошные нервы. Раскрытые нервы, рваные нервы, больные!

Больные нервы!

Так ли сложно не стучать в стену?

Сложно!

Ужас, как сложно.

Для этого нужно крепко схватиться за плечи. Цепко закрыться. Зажмуриться.

Сцепить зубы.

Заглатывать подступающие к горлу душащие комки. Ну, можно ещё пошататься и пораскачиваться. Ради собственного успокоения, представить незримую стену перед собой. И «биться» уже в неё.

Так шататься, чтобы лоб покрылся испариной. Чтоб, пусть и взмыленный, а всё-таки пошёл красным. Как будто бы правда бьётся. Но только всё представляет. Зато представляет ярко.

Как будто по-настоящему.

Но на всякий случай стоит опять включить воду.

Вода шумная, вода хлёсткая.

Вода подавляет шум.

Так ли сложно не орать в душе?

Невозможно.

И необходимо. Но нельзя. Ни за что, ни за что нельзя.

Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах. Нельзя, нельзя, чтоб это маленькое, это уютное, это так прекрасно защищённое помещение разрушилось от ненужного, лишнего — и такого важного крика.

Чтоб не орать, нужно много-много, часто-часто глотать стекающую из крана воду. Шумно её заглатывать. Да, и кашлять. И почти захлёбываться. И жмуриться от шампуня, мыла, лезущего в глаза.

В рот затекающего, в уши.

Но зато это всё отвлекает. И уже не до того, чтоб орать.

Так ли сложно не слышать входную дверь?

А вот это уже совсем ну просто проще простого.

Процессы заняты сейчас ну вовсе, совсем другим. Процессы заняты поиском острого. Поиском режущего. Поиском рвущего.

Поиском хлещущего, уничтожающего.

Такие штуки хранятся в стеклянной баночке на бортике раковины.

Кстати, баночка сама по себе — тоже вполне себе мысль.

Она маленькая, она твёрдая. И прозрачная. И очень стеклянная.

Громкий стук так легко игнорировать. Громкий крик так легко подавлять.

Когда начинают кричать за дверью — то можно уже не держаться.

Наконец-то можно включаться,

Наконец-то можно звучать.

Дверь гремит. Кулаки гремят по поверхности. Дверь шатается на хлипких петлях. Замки и засовы