извращенный разум, они считаются одними из самых разумных темных существ, после демонов. Так вот, после умерщвления своих жертв безликие, чаще всего, поглощают их душу. Но бывает так, что душа поглощается не до конца, и остается как бы ее искореженный осколок, запертый в уже мертвом теле. Такой осколок не может покинуть тело, пока то не будет в значительной степени разрушено, и потому продолжает, иногда достаточно долгое время существовать в нем… И… такое существование воистину мучительно… Так что в Беатрис все же кое-что осталось. Кое-что что заставляет ее двигаться, подчиняясь мне, ведь она должна помочь совершить ритуал… Мне пришлось с ней сделать это, обратить ее в сумеречного ходока, удержать часть ее души в мертвом теле, но как только ритуал открытия глиняной дороги мертвых будет завершен, я уничтожу это тело и отпущу ее.

Призрак отвернулся от трупа Беатрис. На нее ему сейчас было так же отвратительно и страшно смотреть, как и на матрешку. Впрочем, сейчас в какую сторону ни посмотри – всё отвратительно и страшно. А дальше, Призрак в этом был уверен, станет еще страшнее.

Моджо молчал за пазухой. Он будто уснул, или же просто измучавшись от страха, не находил в себе силы говорить, как испуганный маленький ребенок. Теперь, множество детских голосов, смеялись и плакали, и даже что-то шептали, заменяя его.

Берта, царапая кладку ногтями, начала один за другим вынимать кирпичи. Под кирпичами Призрак увидел землю, очень тёмную и на вид влажную. Убрав значительную часть кирпичей, Берта глубоко погрузила ладони в эту землю, закрыла глаза и принялась горячо шептать что-то. Беатрис, истекая кровью, почти бесшумно прошла мимо Призрака, грудой мяса осела рядом с Бертой, также погрузила руки в землю исторгла из себя булькающий кровавый шепот…

Земля лениво зашевелилась, пошла буграми, словно бы под ней было множество, целые огромные стаи каких-нибудь отвратительных насекомых…

“Дело шло бы намного быстрее, если бы в ритуале участвовала Изольда!” догадался Призрак.

Земля шевелилась, смеялась и плакала. Ведьмы шептали заклинание за заклинанием. Через несколько минут земля превратилась в бурлящую грязь, а потом грязь эта потекла черной жижей по внезапно открывшимся взору Призрака ступенькам… Плачь, смех и шепот затихли… Беатрис глухо застонала и покатилась кубарем по ступенькам вниз… Чернота очень быстро поглотила ее…

Берта, тяжело дыша, встала с колен. Достала откуда-то из складок окровавленной одежды пучок ханры, быстро поместила ее в рот и принялась с явным усилием желать, потом проглотила и сказала:

– Теперь моя внучка свободна. – Взгляд ее вперился в Призрака. – Тебе тоже туда. Спускайся вниз и думай о своей сестре. Поверь мне, ты сражаешься за ее будущую жизнь. Это… действительно так… Ступай, и не забудь о зельях сопротивления. Следующее выпьешь в темном промежутке – черное. А голубое после того, как найдешь Асху и захочешь вернуться домой. Я желаю тебе удачи! И, Изольда, наверное, уже говорила тебе это. Прости нас.

Призрак ступил на первую ступеньку и тут же ощутил что-то вроде головокружения.

– Я… Я иду. – Прошептал он, и ноги его начали перемещаться, увлекая его во тьму…

Плеер, внезапно, снова заиграл. То была музыка провожания мертвецов.

Глава 24

Настоящее (Под Рэгдоллом, 2004 год)

Сара. 3

Будучи ребенком, я верила в чудеса, читала, по большей части, не любовные романы, а приключенческие, обожала страшные истории… Мы с Амелией, когда еще были девочками, любили по ночам, при свете фонаря рассказывать друг другу жуткие байки. О, это было чудное время! Две сестры пытались напугать друг друга во мраке неисчислимых ночей, две сестры соревновались между собой, чья история получится страшнее и интересней…

Но могли ли мы представить себе тогда, что жизнь придумает историю за нас, которая будет в тысячу раз страшнее всех наших вместе взятых? Историю, полную тьмы и смерти, полную невыносимой душевной боли…

В окно моего разума бились тысячи птиц страха, пытаясь сокрушить его. Невыносимый звон парил над огромным колодцем, становясь громче с каждой секундой.

– Она здесь, Амелия! – Попыталась я перекричать звон, обращаясь к своей сестре. – Она нашла нас!

Амелия нечего не ответила.

Красные, черные и белые нити, сплетенные над нашими головами, пришли в движение, и все как одна устремились в черный зев колодца. Через секунду оплетенная этими нитями, сопровождаемая зловещим звоном, из колодца выплыла Алиса… Красно-белые волосы ее, сделавшиеся невероятно длинными, сплелись с нитями в одно целое. В их объятиях девочка парила, поднимаясь все выше и выше. Она по-прежнему спала, но теперь улыбалась в своем забытьи, будто бы снилось ей что-то приятное… Похоже, звон совсем не мог потревожить ее.

Я хотела закричать Амелии еще что-то, но вдруг увидела, как головы моей сестры и Артура, на удлинившихся шеях, стремительно метнулись к девочке. Нет! Только не это! Они не осознают степень опасности!

Тела, припав животами к земле, застыли возле края колодца, а головы неслись вперед. Белые змеи двигались невероятно быстро, но волосы Алисы оказались быстрее. В каких-нибудь пару метрах от девочки, Мия с Артуром оказались схвачены этими волосами и крепко опутаны ими. Тела же белых змей, так и оставшиеся у края колодца, начали отползать назад… Насколько могут удлиняться их шеи? И на что способны эти тела? Данные вопросы не переставали терзать меня. Белые змеи, громко шипя, бились в объятиях волос. Я слышала их шипение, похожее на шум телевизионных помех, прямо у себя в голове.

Из глубин колодца донесся громовой голос матери:

– Вот так сюрприз! И вторая дочь ко мне пожаловала. Мне даже не пришлось в этот раз ловить тебя Амелия, ты сама приползла ко мне в руки. Белая змея – ты всегда была такой. Моя дорогая средняя дочь. Ты всегда внутри была змеей. А теперь, лишь обрела свою истинную форму. Жизнь раскрыла все карты, и все мы в итоге стали теми, кем являлись глубоко внутри…

Из бездонной шевелящейся тьмы показались кончики красных рогов… Рога все росли и росли, после чего взору моему открылся черно-белый полумесяц, восходящий над колодцем. Воздух вокруг полумесяца дрожал… Потом показалась голова матери с черно-белыми волосами, ее лицо, обнаженные острые плечи, платье, также совмещавшее в себе белый и черный цвета.

Ее взгляд словно пригвоздил мои стопы к полу, не давая мне сдвинуться с места. Мать поднималась все выше, рога ее устремлялись к сводчатому потолку. Наконец