Шрифт:
Закладка:
– Это так... чудно! – Дэр любил Мэй, но совсем не ожидал от нее такого восклицания. И этим внезапным восклицанием она покорила его еще больше… – Это удивительно, Дэр! Но как нам это осуществить?
Дэр впился пальцами ног в теплый песок. Далеко на юге, в небольшой бухте, возле обширного хонковского селения застыл памятником былой славы клана Хонгорай отцовский корабль. Отправится ли этот корабль еще когда-нибудь в великое путешествие? Скорее всего нет. Клан Хонгорай отыскал все, в чем так нуждался. Но не Дэр. Молодой хонк Дэр из клана Хонгорай чувствовал, что его жажда странствий и исследований не утолится никогда, что она лишь нарастает с каждым днем. И теперь он ясно видел, что в его сестре есть та же жажда, но пока скрытая, и жажду эту нужно лишь пробудить. Ему нужно лишь пробудить эту жажду в ней, и тогда в будущем они вместе совершат великое путешествие сквозь все промежутки…
– Я не знаю, Мэй. Пока что, я не знаю. Но… я обязательно узнаю. Мы вместе узнаем. Мы все сделаем вместе! Я… я люблю тебя, Мэй. – Он прижался своим лбом к ее лбу, и положил ладонь на ее прекрасные волосы. – Мои мечты, мои убеждения, я знаю, что ты поймешь все это, разделишь, и со временем захочешь даже больше меня. Но я люблю тебя не только за это. Я люблю тебя еще и потому, что не видел хонка прекраснее, чем ты… Ты удивительна! Ты всегда была удивительной! Ты – чудо…
“И только благодаря ей тьма рассеялась…”
Какая тьма? Тьма неудач… Тьма отверженности и злобы, черной и яростной, как ночное штормовое море. Но он прошел через все это, через страшные темные годы, и заразил весь клан своей прекрасной идеей. Он зажег в их душах огонь, который давным-давно погас, и даже его престарелый отец поверил в это. “Да Дэр…” – говорил он – “Мы можем добыть знания, что никогда и не снились ни хонкам, ни людям. Я верю, что у вас с Мэй это получится, Дэр! Я верю в вас… Посмотри на свою сестру! Она прекрасна, и дух ее пылает!”
И это было правдой. По прошествии десяти лет с того разговора на морском берегу, Мэй выросла, и ее красота выросла вместе с ней, став еще более ослепительной. Красота тела, и красота духа… Теперь она была готова сражаться и достигать их общей мечты. А еще она была удивительно умной, достаточно умной, чтобы внести неоценимый вклад в создание того самого корабля. Достаточно умной и достаточной храброй, чтобы добыть все Асху… Они сделали это вместе, и это было одним из лучших приключений в жизни!
И вот все Асху добыты! Дэр стоит у руля, а сестра по правую руку от него. Они готовы отправиться в свое великое путешествие, вместе, как и мечтали с самого детства…
– У нас действительно получилось, Дэр! – Восклицает она. – Все испытания прошли успешно. Мы можем исследовать все промежутки!
О, как сладки эти слова!
Мэй белоснежными зубами откусывает кусок от крупного красного яблока. А потом обнимает Дэра со спины, и Дэр ощущает трепетание во всем теле от этих объятий. Она ведь никогда раньше его так не обнимала. Это объятие словно напутствие, словно подарок, словно самое теплое обещание.
“Что-то рвется из самых глубин сознания… что-то неправильное…”
– Как вкусно! – Восклицает Мэй. – Эти яблоки из нашего сада просто удивительны! Ты помнишь, Дэр, помнишь, как мать посадила яблочные деревья? Как только мы с отцом приплыли в эти края. И теперь, мамы давно уже нет, а деревья цветут и плодоносят. Эти яблоки – поцелуи нашей матери. Она целует нас каждую весну, чтобы мы помнили о ее любви.
Какие странные слова. Но верные. Мать целует их с Мэй каждую весну, каждую новую весну их жизни…
“Взрыв... Что за взрыв? Где-то глубоко-глубоко в разуме…”
Как странно…
Но перед глазами рассвет, и так хочется ощутить весенний поцелуй матери…
Дэр принял яблоко из рук сестры, и с наслаждением откусил большой кусок, перед тем как отправиться в свое великое путешествие…
***
Рваный кусок бело-красной тряпки волочился по испещренной трещинами тропинке. То был клочок окровавленных одеяний Берты, единственный, на котором сохранился хоть кусочек белизны. Призрак следовал за этим клочком, следовал за ссутулившейся старой ведьмой…
Матрешка, жутко улыбаясь смотрела на него. В этой матрешке, полностью обездвиженный, заключенный в сладкую иллюзию, медленно умирал хонк-демон Дэр. Призрак все еще страшился смотреть в лицо матрешки. Он не мог выносить вида ярко нарисованной широкой улыбки, и глаз, также нарисованных, но таких невероятно живых и странно безумных… Как удивительно, смерть пришла к Дэру в обличье матрешки, в обличье игрушки, о которой хонк, должно-быть, никогда даже не слышал.
Узкая тропинка вела к той самой арке, сделанной, как теперь только заметил Призрак, из темного, тускло поблескивающего металла. То были какие-то изящно сплетенные меж собой трубы, и сплетение этих труб вплетались виноградные лозы.
Каменная кладка плакала и смеялась множеством детских голосов. Берта присела возле нее на колени, склонилась к ней, и смахнула землю с поверхности неровно уложенных кирпичей.
Призрак вздрогнул. Он внезапно понял, что за спиной его кто-то есть. Обернувшись, он увидел Беатрис, та стояла неподвижно, так же, как и он, без одной руки, с выпотрошенным и истерзанным торсом, с кроваво обвисшей косой… Глаза Беатрис были абсолютно неподвижны, мертвы и поддернуты белесой пеленой. То были глаза трупа, неведомо каким образом стоящего на ногах. В этом искалеченном теле не осталось души, однако, оно стояло перед Призраком и смотрело на него. Оно было… Оно было, как те военные, что напали на безликих, притворившихся родителями Призрака…
Берта заметила, что Призрак с Беатрис встретились взглядами.
– Беатрис теперь – сумеречный ходок. – Заговорила старая ведьма, горестно усмехнувшись. – Точнее подобие сумеречного ходока. Сумеречные ходоки обычно получаются из людей, убитых безликими. Думаю, что с безликими ты уже знаком. Безликие – это отвратительные темные существа, одни из тех темных существ, что прислуживают непосредственно демонам. Я бы не сказала, что они слишком сильны. Но обычного человека по той же физической силе, конечно же, превосходят. Главное оружие безликих – это их
