Сидя здесь, посреди уже успевшей подвергнуться погрому квартиры, нарушивший десятки законов и отчаявшийся, Антон собирался свести счёты с жизнью по велению японки, которую он знал от силы два дня. Постепенно сползающая лавина страха пробирала до костей. Масла в огонь подливала громыхающая за окном гроза. Взяв с полки бутылку с коллекционным виски, девушка вылила его на ковер. И вновь разум начали штурмовать сомнения: «Это чушь, в которую трудно поверить. Что нас ждёт после смерти? Кладбищенская дорога из грязи и камней, мелкий снег, крышка гроба, холодная кутья и венки. Вот что. Ни больше, ни меньше...» Кимико отбросила бутылку:

- Просто представь, что ты во сне и вот-вот проснёшься... - достав коробок, она чиркнула спичкой и бросила её в лужу вылитого алкоголя. - Я, ты и Задира. Мы идём туда вместе.

Махровый коврик охватило пламя. На лбу Антона выступила испарина, а телом овладел колотун. Небосвод за окном потемнел слишком быстро даже для непогоды. Бросив на Бойченко хищный взгляд, Кимико вставила дуло пистолета себе в рот. Щёки её были мертвенно-бледными, бриллианты глаз – бездонными. Антон последовал её примеру и вздрогнул: студёный металл обжёг нёбо.

Они сидели, как подозреваемые на очной ставке, и удерживали друг друга над пропастью вечной мглы.

Кимико кивнула.

Антон начал осторожно взводить курок, ощущая борьбу пальца с пружинными механизмами. Пламя разгоралось. «Обратного пути нет». Субстанция ужаса наполняла вены. Каждую артерию, каждую жилу. Раскаты грозы стали громче, но запредельный внутренний шёпот наперевес с обволакивающим опустошением уже не позволял дать задний ход. «Неужели это правда? Неужели всё это происходит на самом деле?» Бойченко понадеялся на то, что происходящее ещё может оказаться сном, и его разум тут же ухватился за эту спасительную возможность. Он набрал полные лёгкие воздуха и кивнул.

Кимико выстрелила мгновенно; так, словно убивать себя ей было не впервой. Хлопок оглушил. Антона тряхнуло, и он рефлекторно надавил на спусковой крючок, будто вся уверенность японки переселилась в него неупокоенным духом. Острая боль прокатилась волной от макушки до кончиков пальцев, а затем вмиг исчезла. В животе появилась незнакомая доселе лёгкость. Ватные руки обмякли, и Антон рухнул на бок. Теперь боли не было. Исчезли все страхи, волнения и огорчения; он вообще перестал что-либо ощущать. Безмятежность Будды и тишина Шуньяты захватили его ум. Перед ним лежало объятое пламенем тело Кимико. Бойченко наблюдал, как языки пламени подбираются к его лицу; как стрелка ходиков замедляется в такт замирающему сердцу. На короткое мгновение он увидел в телевизоре отражение окна с белым кольцом, а затем с огромной скоростью взлетел ввысь. Будто что-то колоссальное схватило его душу за шкирку и потащило как можно дальше от тела. Дома; улицы; черты Одессы; усеянное облаками Чёрное море; Евразия; сдувающийся шарик Земли; Луна; крохотное Солнце; спирали галактик; вселенные; паутины вселенных. Спустя миг всё это стало крошечной белой точкой, а затем и точка утонула в необъятном мраке.

Пустота.

Бесконечность.

Всеобъемлющая тишина, невозможная в реальном мире.

14. Чёрный ход

Лифт погружался в глубины тюрьмы медленно, будто нехотя. Бездонная шахта походила на колодец ракетной установки. Огоньки аварийных ламп отбрасывали на кабину красные блики; те ползали по ней, словно гусеницы. Кимико стояла перед выходом и покачивалась взад-вперёд, постукивая ногтями по прикладу автомата. Она напоминала студентку, которой предстоит зайти в аудиторию и остаться один на один со строгим экзаменатором. Давид топтался позади неё и курил; ком сомнений нарастал в его горле с каждой последующей тягой. «Девочка-гений? Мудрые женщины поистине бесценны. А ведь именно из-за этой азиаточки я теперь шастаю в паре шагов от смерти... М-да, Дэви, любишь ты ввязаться в неприятности. Если бы не она, куковал бы сейчас в камере. Потешались бы с Коджо, потягивая косячок. Эта чертовка устроила тут настоящий кавардак». Несмотря на въедливые мысли, Давид чувствовал груз ответственности. Он согласился помочь, но теперь сильно сожалел, что поспешил с решением. «Это не твоя игра, Мариус» - повторял он себе уже в который раз, однако у него не было никакой надобности оставаться в тюрьме, и только поэтому он решился идти до конца.

Ва-банк, как говорится. Была не была.

Вскоре тишина приобрела утробный оттенок: в ней ощущалось потустороннее звучание, граничащее с беспорядочным, хаотичным шумом. Третий уровень засасывал беглецов с жадностью необъятного водоворота. Казалось, с того момента, как лифт тронулся, прошла целая вечность. Мариус даже не заметил, как потухла его сигарета, а между двумя пальцами, украшенными чёрными четвёрками, остался лишь обгоревший фильтр. Спину заливал холодный и липкий пот.

Кабина остановилась напротив огромных дверей. Как и рассказывала Кимико, на них красовалась фраза Цицерона, выгравированная на нескольких языках. По позвоночнику Давида пробежала дрожь; ДДИГ-60 вмиг потяжелел раз эдак в пять. Беглецы приготовилась к бою. Многотонные пластины неторопливо разъехались в стороны, и взору их предстала металлическая глотка коридора.

- Не тормозите, если жить охота, - порекомендовала Кимико и кисло улыбнулась.

Включив фонарик, закреплённый на стволе автомата, она пошла вперёд. Мариус двинулся следом. Он старался держаться как можно ближе к спутнице: почему-то он убеждал себя, что так безопаснее. Время от времени он поглядывал назад. Кабина оставалась позади, и Давид чувствовал, как его наполняют сила и смелость, будто бы именно там, в лифте, он оставил все страхи и предубеждения. Поправив лямку рюкзака, он попытался сконцентрировать внимание на упругих формах спутницы: «Хватит дрейфить, старичок. Ты выберешься из душегубки и первым же делом оттарабанишь эту кроху во всех возможных и невозможных позах. О, да! Считай, что двух за раз. Уверен, после пережитого они попарят мою морковку как следует».

- Как-то слишком тихо, - прошептала Кимико. - Я ожидала иной прием.

- Скукота, уже не терпится пришить пару шизиков, - солгал Мариус.

Беглецы приблизились к развилке. Десятки тел в синих комбинезонах валялись на холодном полу без движения; издалека они походили на борозды вспаханного поля. Позади них выделялись три человека, облачённые в массивные экзоскелеты. Кимико посветила на ближайшего из узников: лысый араб растянулся на полу, широко раскинув руки. Девушка присела на корточки и потянула пальцы к его шее. Не успела она прикоснуться к нему, как заключённый схватил её за запястье. Его бормотание напоминало хрип человека, застудившего голосовые связки:

- Верни Го... Гоголона... Новый босс... з... злой...

От неожиданности девушка ажно взвизгнула. Мариус