месте, где сходились линии, по которым, если верить гадалкам и прочим шарлатанам, можно узнать всю жизнь наперёд. От смущения Мия едва ли не под землю провалилась. Она же не благородная госпожа и не девица из знатного рода, чтобы с ней так обходиться! Да и руки у неё грубые, покрытые ссадинами и мозолями, с грязными, обломанными ногтями. На секунду захотелось вырвать руку, вывернуться из объятий и сбежать куда подальше, только бы не… Только бы прогнать из груди это щемящее чувство, которому там совсем не было места.

Но она не сбежала, а только сама потянулась к Гиллеару, откинула с его лица прядь волос, показавшихся на ощупь гладкими едва ли не как шёлк, обвила руками плечи и сжала бёдрами бока. Словно пыталась за него ухватиться. В этот момент она чувствовала себя потерпевшим кораблекрушение матросом, из последних сил цеплявшимся за обломок мачты. Вся её жизнь раскололась и обрушилась, и единственным, за что она могла держаться, оказался клятый чародей. Которого она когда-то так сильно ненавидела.

И который обнял её крепче, притянул к себе и принялся осыпать поцелуями её лицо, а потом потянулся к губам, но Мия опустила голову и упёрлась лбом в его плечо. Это казалось ей излишним. Гиллеар на то ничего не сказал, лишь негромко вздохнул, и его дыхание, окутавшее шею, показалось почти обжигающим. После чуть отстранился, неторопливо развязал шнуровку на горловине и ослабил её так, что рубаха сползла с плеча, пальцы его скользнули по ещё не посветлевшему шраму над ключицей.

— Ты совсем себя не бережёшь, Ласточка, — прошептал он и окружил шрам лёгкими поцелуями.

От этого трогательного жеста внутри что-то заныло, и Мия едва ли не всхлипнула. Потом подцепил ремешок амулета и вытянул его из-под рубахи. На какой-то миг пробрало холодом от мысли, что ему ничего не стоит сорвать его и забрать себе, и она ничего не сможет сделать против, но испуг потонул в его тёплом взгляде.

— Таких амулетов во всей Тарсии не больше пяти, и больше их делать никто не умеет. Храни его. И пусть он тебя защищает.

Амулет выскользнул из его пальцев, слегка царапнув кожу острой гранью оплётки. Гиллеар вытянул край её рубахи из-под пояса, запечатлел на шее Мии ещё пару нежных поцелуев и, чуть прикусив мочку её уха, прошептал:

— Закрой глазки и ни о чём не думай.

Она безропотно покорилась его словам.

Глава XII. Пред зеркалом воспоминаний. Часть VIII

Если честно, Мия не была уверена, что сможет хоть что-то ощутить, тем более сомневалась, что те ощущения будут приятными. Всё тело будто онемело, как, бывает, немеют ноги, если слишком долго сидеть в неудобной позе. Или сильно замёрзнуть. Она и чувствовала себя такой — заледеневшей, с выстуженной кровью, хрусткой, готовой треснуть от легчайшего прикосновения кожей и закаменевшей плотью под ней. Словно мраморная статуя на фасаде особняка какого-то благородного господина. Или давно остывший труп. С огромной дырой в груди. Так что на многое она и не рассчитывала. Но всё-таки ошиблась.

Гиллеар обнимал её так, как если бы она и впрямь была одной из избалованных девиц из благородного семейства, с фарфоровой бледной кожей, мягким телом и тонкими руками, в жизни не поднимавшими ничего тяжелее зонтика. Его руки блуждали под рубахой, гладили спину, ласкали живот и грудь, слегка сжимая затвердевшие соски, и он, не переставая, покрывал её шею и плечи жаркими поцелуями. Казалось, что под ними кровь в венах горячеет, а тело плавится, как свечной воск. А ещё шептал какие-то глупости, за которые ему стоило бы ещё пару синяков поставить. Хорошо хоть целоваться больше не лез, это казалось уж совсем лишним.

Но и без того Мию очень быстро захлестнуло вожделение, вымывшее из головы все мысли. Она только и могла, что, откинув назад голову, подставлять шею его губам и обнимать его за плечи, цепляясь за них как за единственное, что держит её в этом мире. Но теперь хотя бы она не тонула в горьких, отравленных водах отчаяния и боли, а утопала в тягучих волнах нежности.

Она едва ли не заскулила от нетерпения, когда Гиллеар расстегнул пряжку её ремня и потянул за завязки штанов. От переполнявшего желания, казалось, мог бы даже загореться комод, на котором она сидела. А уж когда его пальцы пробрались под бриджи и безошибочно нашли самое отзывчивое к прикосновениям место, Мия не смогла сдерживать стонов и впилась в его плечи с такой силой, что тонкий шёлк рубашки треснул по шву.

Вряд ли кто из них придал этому значение.

Возбуждение оказалось столь сильным, что ей потребовалось совсем немного времени, едва ли больше минуты, чтобы достигнуть пика. В момент все мышцы напряглись, в животе будто что-то лопнуло, и по телу разлилось жгучее наслаждение, затопило с головой и вышло из берегов. Кажется, Мия даже забыла, как дышать. Гиллеар прильнул губами к её виску и принялся поглаживать пальцами её живот, всё ещё вздрагивавший мелкими судорогами.

— Какая же ты пылкая, — голос его больше походил на урчание очень большого и очень довольного хищника. — Тебе хорошо?

Мия пробормотала что-то вроде «ага» и ткнулась носом ему в шею. Будь она кошкой, сейчас бы она мурлыкала от удовольствия и тёрлась об него всем телом. И требовала продолжения. Хотя делать это она могла и в человеческом обличье. Но она ничего не успела сказать, когда Гиллеар потянул за пояс её бриджей и спросил:

— Любезная госпожа, позволите снять ваши панталоны?

Что она ответила, Мия и сама не поняла.

Оставшийся на ноге сапог отлетел в одну сторону, ремень с пристёгнутой к нему кобурой — в другую. Обхватив Мию за талию, Гиллеар приподнял её и одним резким движением сдёрнул бриджи. Она задорно взвизгнула, но сразу же прикусила губу, ощутив, как каменный от возбуждения член упёрся ей в промежность. От подтверждения того, что его желание так же велико, как и её, Мию словно разрядом молнии прошибло, и всё тело покрылось мурашками. Она крепче обхватила Гиллеара за плечи и подалась бёдрами вперед, насаживаясь на его член. Комод под ней угрожающе заскрипел, словно прощаясь с жизнью.

Как видно, беспокоясь, что хлипкий предмет интерьера и впрямь падёт жертвой их страсти, Гиллеар подхватил Мию под бёдра и сделал пару шагов к стене, к которой совсем недавно прижимал её, чтобы успокоить. Кромка камня больно впилась в лопатку, но Мия на то не обратила внимания. С каждым движением, с каждым