шипит от боли, пытается вырваться, но всё без толку. Что бы она ни делала, как бы ни выворачивалась, её держат крепко, хватают за волосы, заламывают руки. А потом она видит их, видит своих преследователей, двух небесных братьев в лазурных рясах с перепачканными подолами, они приближаются неспешно, один прихрамывает, второй держится за щёку, на которой виднеется свежий синяк. И понимает, что это конец.

Её брыкающееся тело передают из рук в руки, и что бы она ни делала, ей никак не вырваться из этого цепкого капкана. Её хватают, держат, сжимают и куда-то несут, и она знает, что оттуда нет возврата. Так что она должна вырваться. Хотя бы попытаться.

На секунду показалось, что хватка ослабла, если не совсем исчезла, и Мия сразу же этим воспользовалась — изо всех сил пнула ногой назад, не видя даже, куда бьёт. Она вообще перестала что-либо видеть — глаза заволокло багровой пеленой, словно залило кровавыми слезами, а в ушах барабанным боем стучала кровь. Но, судя по едва различимому стону, — попала. Она рванула в сторону, но, не разбирая дороги, почти сразу врезалась во что-то, разлетевшееся по мостовой с громким, мелодичным звоном. Ступня поехала по гладким камням, Мия едва не упала, но в последней момент её подхватили. Ничего хорошего в этом не было — это всё те же похитители, и ей нужно от них отбиться. Она взвыла, двинула локтем и, судя по всему, тоже попала, но похититель почти сразу поймал её запястье и, обхватив за талию, поднял над землёй. Мия закричала что-то, что и сама не смогла бы разобрать, замолотила ногами по воздуху, ещё что-то упало и, кажется, разбилось, но она так и не видела что. Она могла только бороться за свою жизнь из последних сил.

Похититель прижимал её к себе спиной, и как бы она ни лягалась, у неё никак не получалось в него попасть, а от одного слишком размашистого движения даже сапог с ноги слетел — и, судя по звуку, попал во что-то, что с грохотом упало на мостовую. Одна рука оказалась плотно прижатой к телу, а вторую — похититель крепко держал за запястье. Так ей не вырваться. Тогда Мия со всей силой мотнула головой назад, надеясь затылком ударить его в челюсть. Но ничего не вышло. Похититель сказал ей что-то, что она так и не смогла расслышать сквозь шум в ушах, а потом перехватил, теперь прижимая к телу обе руки, делая её совсем беспомощной. Его вторая ладонь скользнула по лицу Мии, и тогда она резко дёрнулась вперёд и впилась в неё зубами. Рот заполнился горячей кровью. Не её.

Но и это не остановило похитителя. Он, хоть и охнул от боли и грязно выругался, весьма быстро избавился от этой хватки, хорошенько встряхнув Мию, как нашкодившего щенка, а потом развернул и притиснул спиной к какой-то каменной стене. Руки оказались над головой, чьи-то пальцы впивались в запястья и вжимали их в стену, а ноги не касались земли. Мия пыталась дёргаться, но смысла в том никакого уже не было. А ещё она пыталась сообразить, откуда на площади, где её схватили, взялась эта клятая стена? И почему похититель, голос которого едва-едва пробивался сквозь оглушающий шум в ушах, просил её прийти в себя и успокоиться?

Кровавая пелена перед глазами рассеивалась. Очень медленно, но Мия всё-таки начала осознавать, где именно она находится, и с огромным трудом начала отделять то, что видела в зеркале от того, что происходило прямо сейчас.

Не было никакой площади и грязной мостовой под ногами. Была лишь округлая комната на вершине башни, и отблески свечей танцевали на тёмных каменных плитах. И на том, кто держал её и что-то говорил, была отнюдь не голубая ряса, и капли крови из его прокушенной ладони стекали по её руке.

Вот дерьмо.

Глава XII. Пред зеркалом воспоминаний. Часть VII

Кое-как Мия разлепила спёкшиеся губы и прохрипела:

— Пусти.

— Чтобы ты продолжила крушить лабораторию? Или, упаси Владыка, сама покалечилась?

Да, это чародей прижимал её к стене всем своим телом — крепко, но достаточно осторожно для того, чтобы не причинить боли. Волосы его растрепались, и он тяжело дышал. Одной рукой сцепил запястья Мии над головой — и судя по кровоподтёку на его скуле, делал это не зря. Держал он её достаточно высоко, так, что лица их оказались на одном уровне, и у Мии не было никаких шансов даже носочками дотянуться до пола. Да и отстраниться от него при всём желании никак бы не вышло. Разъярённым он, к счастью, не казался — хоть причины у него и были, — скорее, выглядел обеспокоенным или даже растерянным. И что-то ещё проскальзывало в его взгляде, отчего странно щемило в груди.

И тут на неё с опозданием обрушилось осознание того, что она видела в зеркале.

У неё была семья. Был дом. Была любящая мать, добрый отец, старшие сестры, которые о ней заботились, и младшая сестрёнка, о которой должна была заботиться Мия. А потом у неё всё отняли.

Воздух в комнате внезапно закончился. Мия пыталась сделать вдох, но ничего не получалось. Она открывала рот, как выброшенная на берег рыба, но из горла вырывались лишь булькающие хрипы. Она захлёбывалась — болью, слезами, криком. В ней словно разверзлась дыра из непроглядно-чёрной тьмы — и теперь всё её тело обрушивалось в эту дыру. Боль оказалась почти физической, и Мия вновь попробовала вырваться.

Правда, чародей её не отпустил и ни капли не ослабил хватку, казалось, даже наоборот, ещё сильнее прижал её к себе, так, что едва ли не хрустнули рёбра. Так сильно, что Мия чувствовала биение его сердца. Хотя рук её он не отпустил и так и продолжал держать их над головой — наверно, всё ещё беспокоился за целостность своего лица. А ещё размеренным голосом шептал ей на ухо:

— Тише, тише, моя хорошая, тише. Это шок. Просто дыши. Дыши. Всё уже закончилось. Всё очень давно закончилось.

Если бы это было так просто. Горло сдавило так, как, наверно, сдавливает петля на виселице. Мышцы сами собой сокращались, тело подёргивало, словно в предсмертных судорогах, и она понадеялась, что действительно сейчас умрёт.

Лучше бы её и впрямь повесили. Давно, много лет назад, поймали бы вместе с Тилль и повесили на рыночной площади. Тогда бы она не знала. И не чувствовала этой разрывающей боли и пустоты внутри. Ей очень хотелось,