Маленький, казалось, домик, делился на целых девять секций: четыре спальных комнаты в конце, едва вмещающие кровать со стулом; общий горизонтальный коридор для них с лестницей на чердак, главный вертикальный коридор, от которого были проходы на кухню (влево) и гостиную (вправо), ну, и сама прихожая, изредка служащая спальней для гостей. Чем дольше Уильям Хантер находился в том доме, тем больше понимал, что забор из кольев был просто показухой. Да и это бы объясняло то, почему за ним так отвратительно следили. В плане интерьера всё напоминало какую-нибудь загородную лачугу, купленную молодой парой с молотка и оставленной на добрые полтора десятка лет в аренду времени: у голых деревянных стен стояло очень много цветов с высокими горшками, разносящих запах свежести по всему дому; самодельная (наверняка) мебель отлично гармонировала интерьером — полки на кухне, шкафы в общем коридоре, серванты в гостиной, вешалки в прихожей, столы и стулья везде, где можно; но, что куда главнее — двери. Двери, двери, двери и ещё раз двери — каждая секция была отделена от другой либо засовами с внутренней стороны, либо и вовсе замками.

— А говорят, что в Кастл-Сити помешаны на безопасности…

— Сочту за комплимент.

— Это он и был.

Хозяин дома тут же провёл своих гостей в кухню, отличающуюся от старых только отсутствием раковин. Коротко объяснив, что на приготовление пищи уйдёт час с лишним, а в благодарность нужно будет выйти на охоту завтра, Ван Реммер предложил сократить время разговором. Как и полагалось, главным источником историй стал он сам — в ход шли рассказы о том, как было построено то маленькое селение. Оказалось, что изначально было всего восемь человек: Говард Инсмут, Сидни Литл, Ван и Майя Реммеры, Антонио Енрике, Крис Кеннеди и Номад (что до конца жизни своей остался просто «Номадом») — просто куча людей, оказавшихся в одно и то же время в одном и том же месте, выполняя заказ на строительство дома, облагораживание участка и постройку колодца.

Когда только-только завершили колодец, основываясь на геологических данных, Номад, будучи заказчиком всего этого, решил добавить в проект дома дополнительную защиту — меж двух слоев бруса (что изначально делались для сокрытия проводки и системы водоснабжения) он решил поставить металлические пластины, сделав прочную коробку из первого этажа, а окна в нём же — заварить решётками. Несмотря на цену, которую Майя Реммер — проектировщик, назвала ему, он согласился. Только потом все прочие участники поняли — мужчина просто знал больше, чем говорил.

Закончилось строительство, началась Эпидемия. Радио, телевидение, интернет — всё было переполнено информацией о том, что какая-то чума захлестнула юг США от границы с Мексикой и медленно направлялась на север. Ни кордоны на границах штатов, ни полное информирование горожан о средствах защиты и симптомах, ни предоставление финансов — ничего не помогало. Вот тогда Номад и предложил каждому из тех, кто участвовал в создании его убежища, остаться у него. Говард согласился тут же — у тогда ещё очень молодого парня не было в том мире никого, так что и возвращаться ему было некуда. Сидни уехала на следующий же день. Ван и Майя, понимая, что вся их родня осталась в Техасе, что в то время был просто сплошной братской могилой, решили остаться на то время, пока не пройдёт чума. Антонио сообщил своей невесте, где он находился, и попросил немедля ехать к нему — она была в Канаде. Крис своих мотивов не называл, но тоже остался.

Потом шла тяжёлая жизнь под одной крышей — люди просто не помещались в сравнительно большом доме, однако его хозяин строго-настрого запрещал кому-либо выходить. Лишь изредка он сам, надевая противогаз и забирая ружье со стены, уходил далеко в город, а, возвращаясь назад с припасами, днями молчал. Спустя некоторое время он начал брать с собой Говарда и учить всему, чему знал сам. Однако парнишка, возвращаясь, был таким же подавленным, как и сам учитель. Впрочем, говорить он мог — от него-то жильцы дома и узнавали, как работала инфекция. Верили не все.

В один из многих дней Крис Кеннеди пропал. Никто не знал того, куда он пошёл и зачем, но он забрал с собой единственное ружьё и припасы. В тот день Инсмут вышел на вылазку сам, оставив старика отдохнуть от морального удара. Вернулся он с ружьем. Тем самым. О Крисе никто не спрашивал — боялись. Но с той поры Номад доверял Говарду беспрекословно.

Когда через год люди перестали умирать от болезни, а начали больше походить на бешеных псов, все жильцы решили, что пора бы расширяться — нужно было больше оружия, больше припасов, больше домов. Одну зиму они еле-еле пережили, но вот невеста Енрике так и не приехала. Признать то, что давным-давно пора бы было признать, не смог до конца своей жизни.

Началось строительство. Инсмут выходил на вылазки один и, чаще всего, удачно — он-то и нашёл старый грузовик, на котором позже и доставлялись припасы, добывал сложные инструменты из супермаркетов в центре Оклахомы и строительные материалы, днями загружая их в машину. Это серьёзно подорвало его здоровье и дух. Номад же был на последнем издыхании — он был стар и слаб, но продолжал руководить строительством и принимать непосредственное участие, пряча боль за энтузиазмом. Его хватило ненадолго. По завершению третьего дома, он умер, просто однажды рухнув по дороге к колодцу на голую весеннюю землю.

Тогда и было решено назвать то место. Думали недолго. Первый дом отошёл Инсмуту — по наследству от хозяина, второй строили для Реммеров изначально, а третий забрал себе Енрике — вот и получилось название.

— «Ирен», — это первые буквы от каждой нашей фамилии: Инсмут, Реммер, Енрике… Жаль, старина Номад не дожил до того дня. Впрочем, Говард всё равно не дал бы его не увековечить, помяни Господь его душу. Это потом уже к нам медленно начали стягиваться другие люди. До тридцать девятого, скажу честно, мы никого не пускали — из-за того самого «окна» у заражённых — не хотели рисковать. Но потом, когда уже расширились и «бешенство» переросло в что-то более… Классическое в понимании зомби — всё пошло-поехало. И, в итоге, двенадцать домов — двенадцать семей так или иначе уже есть в этом маленьком мирке.

— Звучит благородно, мистер Ван.

— Это благодаря Говарду, малец — он-то и сказал, что каждый, кто действительно