— Вот он.

— А кто второй?

— Брат.

— Ты сам… Двоих?

— Нет. Попросил ребят об одолжении. Они согласились.

— Понял.

Старик положил руку в карман и обхватил жетон, лежащий там. Какое-то время он просто сжимал его и смотрел на крест. Или в пустоту? Мысли всё так же не хотели лезть в голову, рушились ещё в самом зачатии. Единственное, что было реальным — шум ветра. Тихий, спокойный, безмятежный. «Всё пройдёт, — говорил он миру. — И все пройдут».

— Знаешь, что плохого в смерти? — спросил вдруг Хантер. — Человек оставляет по себе слишком глубокий след. Раз за разом. Вот, как оно происходит: чем дольше живёшь — тем больше теряешь. А потери… Чувствуются куда сильнее, чем приобретения. И след оставляют по себе глубже. Это как идти по зубьям пилы — ты долго-долго поднимаешься вверх, привыкая к человеку, принимая его к себе в сердце и в голову, а потом, когда ты оказываешься на вершине, оказывается, что следующий шаг ты должен сделать в обрыв — опуститься на тот же уровень, с которого начинал. Шаг и всё — нет человека. И начинаешь сначала. А на конце этой пилы — пусто. Нет там ничего — всеми богами поклялся бы, если бы верил — только смерть. И вот что худшее во всём этом? — Парень вопросительно поднял глаза. — Осознание того, что кто-то благодаря тебе поднялся на ту самую вершину. Что кто-то должен будет упасть вместе с тобой. Только вот ты умрёшь — твоё сердце уже никогда не сожмётся, а сердце того, кто продолжит жить… наверняка оставит по тебе печать, — Хантер поднял перед собой жетон. — И вот эта печать — всё, что есть по человеку. Вся память. Ни вещи, ни наследство — ничего из этого не играет роли — это лишь средства, в то время, как память и воспоминания — это цель. И… Пока ты помнишь человека, пока можешь воссоздать образ в голове — он всё ещё жив.

— Как с праздником Мёртвых в Мексике?

— Да. Как с праздником Мёртвых в Мексике. По крайней мере, так проще тем, кто остался.

Уильям повесил брелок на вертикальную часть креста и встал перед могилой. «Я должен был тебя пережить. Должен был. У нас ведь был с тобой уговор, помнишь? Что, когда придёт моё время, ты убьешь меня. Клятва. И вот, ты умер… А время так ещё и не пришло. Как ты мог?! Как ты мог так поступить?! Прости меня…».

— Я побуду с тобой немного? — заговорил Мальчик. — Найду себе место, где захочу остаться, и тут же уйду. Просто я… Прости, понимаю — не время, но это важный вопрос… Можно? — Уилл молчал. — Если не для меня, то для него… То есть!..

— Да. Но только до того времени, как найдёшь что-то безопасное и подходящее для жизни. Там и расстанемся.

Парень кивнул и, вытащив из рукава куртки какой-то браслет, потянулся ко второму кресту. Склонившись над ним, он нацепил украшение на левую сторону горизонтальной доски. Всмотревшись, старик лишь увидел небольшие ракушки, пронизанные ниточкой. Старое, наверное, ожерелье.

— Постоим?

— Постоим.

Склонив головы, двое фигур замерли над безымянными крестами и молчали. Долго.

— Доктор сказал мне, что ты интересовался какими-то двумя людьми. Сказал, что те пошли в посёлок на юго-западе от Оклахомы, и просил навестить их, раз уж ты не смог бы — сказать, что ты не придёшь на встречу.

— Знаешь, где этот посёлок?

— Да, у меня есть координаты.

— Вот и отлично. Теперь… Теперь давай убираться отсюда. Я голодный, как волк…

Глава 11. Ружья на стене

— Постой, парень. Давай… Мне нужно отдохнуть.

Старик и Мальчик сели среди леса на давным-давно упавшее, немного трухлявое бревно, не упуская возможности полюбоваться пейзажем — осень приятно радовала их взор всеми переливами жёлтого, зелёного, оранжевого, красного и коричневого цветов. Несмотря на обильные дожди, тот лес был более-менее сухим из-за того, что большинство воды оставалось на густых-густых кронах могучих и старых деревьев, что служили планете даже после смерти. Уильям смотрел вдаль и не мог разглядеть ни единого просвета между стволами, вслушивался в тишину и не слышал ни одного человеческого шёпота — только треск редких веток от каких-нибудь полевых мышей, пытался прочувствовать то место своей интуицией — она молчала. В нём говорили только боль и голод, едва-едва заглушаемые местным затишьем.

— Всё совсем плохо? — спросил парнишка, опираясь на дерево рядом.

— Не поел бы ты пару дней — я бы на тебя посмотрел. Лучше волнуйся о том, куда мы идём — перепутать юго-восток с юго-западом — это уметь надо.

Оказалось, что посёлок, в который отправились Александра и Винни, находился в совершенно другом направлении. По крайней мере, такой вывод сделал охотник, исходя из координат, предусмотрительно записанных на листике — селение находилось за озером Тандерберд, что у Литл Ривер Стейт Парк — не так уж и далеко от Оклахома Сити, чтобы делать вылазки за припасами, но достаточно далеко, чтобы всякого рода мародёры не набрели случайно с той же целью.

— Может, нам стоит поохотиться? — Пацан всмотрелся вдаль, тоже выискивая лагерь.

— Зачем охотиться в полностью влажном лесу? Нет огнива, нет спичек, нет карт, нет припасов, почти нет патронов — ничего нет.

— Мы идём… как это… налегке?

— Нет. Мы просто в жопе. И идём туда же.

Одна из веток хрустнула совсем неподалёку от двойки. Парень ошарашенно смотрел куда-то за спину наёмнику и, не отрывая взгляда, восхищался. Оглянувшись, Хантер в кой-то веки решил, что пора бы перебороть голод и включить голову, пока четвероногий шанс ещё здесь — он достал из кобуры револьвер и шепнул своему компаньону:

— Скажи… сколько ещё примерно до посёлка? Эй?!

— А?.. Минут… Минут двадцать пять. Или пол…

Раздался выстрел. Хантер решил не рисковать, целясь в голову небольшому оленёнку — можно было промазать, так что он целил в район сердца. Не попал. Зверь подскочил в воздух и, только приземлившись на землю, ринулся бежать прочь. Стрелять в спину он не стал — всё равно пришлось бы выслеживать цель после целый день. Как только силуэт скрылся за деревьями, Мальчик шепнул с долей радости:

— Ушёл,