Шрифт:
Закладка:
— Согласен, — размешивая в чашке сахар, — отозвался Николай. — Не обязательно физически или материально. Можно быть сильнее нравственно, морально.
— Но, — назидательно поднял палец лорд Эльджин и повторил с нажимом, — сильнее! Никто не мирится во имя мира. Уступки делаются ради интересов, ради выгоды.
— Не топите зрячего щенка, — с неожиданной обидой в голосе произнёс Игнатьев. — Топить нужно слепого.
Лорд Эльджин сделал изумлённое лицо.
— Простите, ради Бога! У меня и в мыслях не было хоть как-нибудь обидеть вас. — Он живо приложил руку к груди. — Просто я понял, что эти грязные благочестивые мартышки, засевшие в Пекине, очень неуверенные дипломаты: они танцуют на краю пропасти, ставят на карту всё и слишком часто прибегают к угрозам.
— Им страшно за себя.
— А что, скажите, страшного для государства, жившего вчера одними планами, а нынче начинающего жить по новой воле? В сущности, чего мы требуем? Признания за нами права открывать порты и торговые площади везде, где нам это удобно. Удобно и, разумеется, выгодно.
— Всё тот же диктат выгоды? Тирания наживы?
— А куда нам без неё? — развёл руками лорд Эльджин. — Мы первыми увидели рынок сырья и первыми должны снять сливки. Пусть император правит своими гнусными мартышками, а мы по всей империи будем управлять торговлей. Или это дурно? Если китайцы жаждут опиума, отчего не торговать нам этим зельем? — Он удивлённо вскинул брови и пожал плечами. — Тот же табак, только забористей! Позвольте? — он достал сигару и стал её раскуривать. — Выгодно торговать шёлком? Торгуйте! — Он запыхтел, разогнал рукой дым. — Ещё выгоднее торговать порохом? Да ради Бога! Но ещё более выгодно торговать опиумом! Надо только приучить толпу.
— К чему? — невольно отстраняясь от табачного дыма, спросил Николай. — К опиуму или же к вашему праву торговать им?
— К опиуму, конечно. Приучить плебс растворяться во времени и выпадать из него. Говорят, на крыльях видений можно вознестись до рая.
— Или ада, что намного вероятней.
— Да хоть к чёрту на рога! — цинично заявил лорд Эльджин. — Наше дело торговать. Кто осудит человека, вознамерившегося свободно зарабатывать себе на жизнь в свободной стране? открыть собственное дело? Ради Бога! Бери и открывай? Разве мы Китаю запрещаем торговать? Ни в коей мере! — Его голос зазвенел от возмущения. — Так какие могут быть отсюда разногласия? Убейте, не пойму! — Лицо порозовело, он заметно оживился. — Нет, не понимаю! Не! — Он даже прихлопнул себя по ноге и едва не подпрыгнул на стуле. — Идиоты! Косоглазые макаки...
Николай давно уловил, что все китайцы у английского посланника — мартышки, обезьяны и макаки; грязные, бесхвостые, тупые.
— Насколько мне известно, — возразил он ему, — богдыхан запрещает торговать опиумом в Поднебесной. Понимает его вред.
— Торговля в открываемых нами портах должна принадлежать нам, — высокомерно заявил лорд Эльджин. — Без ограничений!
— Под "нами" вы понимаете союз двух стран: Великобритании и Франции? — прихлёбывая чай, спросил Игнатьев, хотя имел все основания думать о крайнем эгоизме англичан.
— Естественно! Какие могут быть вопросы? Для этого мы здесь, и наши доблестные воины ждут одобрения на штурм Пекина, и они его получат, клянусь кровью Христа!
«В подобных случаях уместней клясться дьяволом», — подумал про себя Николай, сам никогда не клявшийся и не любивший клятвенные уверения других.
— О! — завозился на стуле лорд Эльджин, — я не только разрешу солдатам грабить, я ещё разрешу найти и вздёрнуть всех, кто крутился в Верховном Совете! А богдыхана обезглавлю! клянусь всеми святыми!
Игнатьев понимающе кивнул. Он сам, будь его воля, разорвал бы Су Шуня на части. Вцепился в его "камфарное дерево" — в трахею — и душил бы до тех пор, пока бы тот не отпустил Му Лань.
— Разумно, но и... преждевременно.
— Нисколько, — отмахнулся англичанин, и за его сигарой потянулась струйка дыма. — Я выкину династию маньчжуров из Пекина!
Освобожу народ от изверга навек.
— Нет ничего прекрасней демократии?
— Конечно! Свобода равенство и братство — общедоступные ценности! Без них жизнь невозможна. А раз так, — распалял он сам себя, — мы смело двинемся на штурм восточной деспотии, и наши ангелы прикроют наши спины! — Он даже раскраснелся, словно дебатировал в парламенте. — Я уже вижу: мы выкидываем Цинов из Китая!
Выкидываем их туда, откуда они прибыли — в пустыню. И это — тьфу! раз — и готов!
— Китайцам это на руку.
— Ещё бы! Китай принадлежал китайцам, и должен им принадлежать!
— Это само собой.
— Вот только жаль, китайцы в это не поверят! — засомневался в их светлом будущем лорд Эльджин. — Тысячелетнее рабство вошло в их кровь и плоть. У них вместо мозгов цыплячий студень, тыквенная гниль! Им нужно, чтобы ими управляли, тогда они счастливы.
— Но ведь счастливы.
— Это обман, иллюзия того, что мы привыкли понимать под счастьем. Счастья без свободы не бывает. Просто у мартышек не все дома, — он повертел у виска пальцем. — Когда не на кого сваливать свои просчёты, лень и нежелание работать от зари и до зари, как это делают торговцы и предприниматели, люди свободные, раб не понимает предлагаемой ему свободы. Он должен — так устроен — ненавидеть! Не любить, подчёркиваю, ненавидеть. Ненавидеть своего поработителя. В этой ненависти он и счастлив. И если свобода требует от него усилий, действий по обеспечению достойного образа жизни, то есть, как бы давит, принуждает, неволит его, он начинает ненавидеть и её! Не себя, заметьте, не свою сущность раба, подлую и низменную изначально, а свободу — единственное благо на земле, дарованное Богом человеку!
"О, — мысленно изумился Николай столь изощрённой логике. — А как же быть с другой свободой — сокровенной? далёкой от общественных амбиций? Свободой выбора пути — свободой духа? Свобода нужна людям, не познавшим Бога, — размышлял он про себя, пока лорд Эльджин, благостно попыхивал сигарой, явно удовлетворённый своей страстной речью. — Конституционная свобода нужна людям безбожным, людям, не верящим в Божественную милость. Тот, кто верит, знает Бога, кто идёт к Нему — естественно свободный
