— Возможно, возможно. — Краузе побарабанил пальцами по подлокотнику. — Но у меня создалось впечатление, что письмо, которое вам передал ван дер Берг, — подделка.

— Что? — Винк даже поперхнулся. — Симон подделал письмо? Но зачем?!

— Я не сказал, что его подделал Симон, — заметил Эрих. — Я сказал, что оно — не настоящее!

— И из чего следует такой вывод?

— Он косвенный, признаюсь, но… Давайте я вам продемонстрирую кое-что. Напишите какую-нибудь фразу на чистом листке.

— Какую ещё фразу?

— Прошу вас, это быстро. Например: «Politic onderzoekt misdaden»[3], — Эрих встал, перегнулся через стол и подхватил со стола перьевую ручку, протягивая её шефу.

— Чёрт-те что, — проворчал Винк, но просьбу исполнил, накорябав на листке требуемое.

— Теперь я, — заявил Краузе и подписал под фразой инспектора те же слова, но своим почерком.

— И что? — поинтересовался инспектор.

— Это не всё. Теперь попробуйте сымитировать мой почерк. Написать ещё раз, но так, как это сделал я.

— Детский сад!

— Прошу вас, Винк. Только не торопитесь, постарайтесь скопировать мой почерк один в один.

Инспектор закряхтел, машинально высунул немного язык, как это делают дети, когда сосредоточенно готовят уроки, и через пару минут стараний вывел пресловутую фразу «почерком Краузе».

— Похоже? — поинтересовался он, поднимая голову.

— Вполне, но дело даже не в этом.

— А в чём? Слушайте, Краузе, мне надоели ваши фокусы! Давайте уже…

— Дело в букве i. Вернее, в точке над ней!

— О чём вы толкуете, чёрт вас возьми?!

Эрих между тем извлёк на свет лупу и снова склонился над листком.

— Посмотрите сами, инспектор, — предложил он. — При естественном написании фразы и вы, и я ставим точку над i машинально, едва касаясь бумаги. Когда же вы пытались меня копировать, вы тщательно выписывали каждую букву, и в итоге точка у вас получилась большая и жирная. Полюбуйтесь сами! — Краузе приложил увеличительное стекло вначале к первой фразе, а потом к последней. Видите?

— И что?

— Во «втором» письме, которое получил Симон, все точки над i именно такие жирные! Я предполагаю, что некто писал его, копируя почерк того самого неотправленного письма. Кто-то подделывал почерк Эммы!

— Зачем?!

— Полагаю, для того, чтобы её особо не искали после неожиданного исчезновения.

— То есть вы хотите сказать… — В глазах инспектора промелькнуло некое просветление. Он взял лупу и некоторое время изучал исписанный только что листок.

— Второй момент. Он не такой очевидный, но всё же, — продолжил Эрих. — Оба письма подписаны абсолютно аналогично: «Всегда ваша, Эмма». Но если в первом случае подпись выглядит логичной — пара собирается пожениться, то во втором девушка фактически разрывает всякие отношения, но тем не менее почему-то подписывается «Всегда ваша»! На мой взгляд, уместнее было бы просто поставить своё имя под таким посланием. Мистификатор же просто перенёс подпись с первого оригинала один в один. Для убедительности.

— Хм, — сказал Винк и отложил лупу.

— Теперь про якорь…

— Ещё и якорь? — испугался инспектор.

— Да, на нём я обнаружил сточенную напильником надпись на сердечнике, нанесённую туда ранее водостойкой краской.

— Ничего удивительного, — буркнул Винк. — Обычный приём. С ворованных вещей часто убирают имя владельца, в данном случае там наверняка была маркировка судна, на котором и находился предмет.

— Согласен с вами, но с одной оговоркой. Вы всерьёз полагаете, что якорь украли?

— А почему нет?

— Украли очень тяжёлую и массивную вещь, чтобы таскаться с ней по городу?

— М-м-м… А вы что думаете?

— Я думаю, что его просто взяли. Понимаете, взяли, как сопутствующую штуковину, которая лежала под рукой. Взяли для соответствующих утилитарных целей. Но на всякий случай сточили название судна, по которому можно определить его принадлежность!

— И это, в свою очередь, означает… — Винк сделал паузу.

— Это означает, что убийство де Беккер произошло в каком-нибудь сухом рыболовном доке или в мастерской, в помещении, как-то связанном с судами.

— Почему не на самом судне?

— Потому что тогда не было бы никакого смысла тащить труп на пирс. Достаточно было бы просто сбросить его за борт.

Глава 8

Взаперти

Пригород Амстердама, наши дни

Вскоре в палате появилась медицинская сестра. Женщина средних лет и очень строгого вида. Даже белый медицинский халатик сидел на ней как-то официально, вовсе не настраивая на привычный фривольный стереотип, распространённый в ролевых играх.

— Drink dit, alsjeblieft[4], — обратилась она к Эле, протягивая что-то на маленьком подносике.

Элис глянула вниз — в кювете лежали две таблетки, а рядом стоял стакан с водой.

— Что это? — машинально поинтересовалась она.

— Pil[5], — сказала медсестра и тут же перевела в силу своих способностей: — Та-бе-лет-ке.

Эля взяла два маленьких кругляша и подумала, что в объяснении логики происходящего местным обитателям отказать нельзя: больница для больных, а таблетки есть таблетки.

Она отправила лекарство в рот и запила из стакана, чтобы проглотить.

— От-чень спасибо! — сказала медсестра. На её безулыбчивом лице не дрогнул ни один мускул. — Afscheid[6].

— И вам не хворать, — пробурчала Эля. — А телефон-то мой где?

Но медсестра ничего не ответила, явно давая понять, что на этом её миссия как представителя персонала клиники закончилась. Женщина развернулась, молча проследовала к выходу и вышла из палаты; после того, как дверь закрылась, раздался глухой щелчок электронного замка.

Элис сунула ноги в больничные тапочки и прошла за ней следом. Подёргала за ручку — заперто. Конечно, она подозревала, что палата запирается снаружи, но после того, как убедилась в этом лично, стало как-то не по себе. В двери — замок, на балконе — решётка. И, несмотря на уверения доктора Краузе, никаких средств связи ей не предоставили. Интересно, а что за препараты ей дали выпить? С этих голландцев, которые косят под русских, станется! Опоят какой-нибудь отравой!

Впрочем, никаких особых изменений в