— В каналах, как правило, нет необходимой глубины. Скрыть труп в них очень проблематично. Его обнаружат сразу, как рассветёт.

— Вы, Краузе, как-то очень лестно отзываетесь об умственных способностях этого психа. Послушать вас — так он всё распланировал заранее.

— Думаю, так и было. К тому же что-то мне подсказывает, что мы имеем дело не с одним психом, как вы изволите выражаться.

— С группой психов? — Брови Винка поползли вверх. — Ещё не лучше!

— Вырезанный на груди убитой треугольник наводит меня на определённые мысли, — задумчиво проговорил Эрих. — А на вашем месте я бы рекрутировал группу, что производят водолазные работы.

— Что-что? Это ещё зачем? Труп же не успели скинуть в бухту!

— Этот труп — нет. Но вдруг были другие? У вас за последнее время люди не пропадали? Быть может, у убийц отработанная тактика? Якорь к ноге, и за борт, чтобы без следов. Ну, не за борт, а с причала — в воду, имею в виду.

— Чем больше я вас слушаю, Краузе, — заметил Винк кисло, — тем меньше мне всё это нравится.

— Работа у нас такая, — пожал плечами Эрих. — Что по свидетелям?

— Ищем, но пока негусто. Есть письмо, которое Эмма оставила своему женишку.

— Письмо? — оживился Эрих. — Оставила письмо Симону?

— Ну да, — нехотя признался Винк. — Тот нашёл его уже после… после того, как… Там она пишет, что решила отправиться путешествовать, чтобы он не держал на неё зла и тому подобное. Короче, дала ему полный от ворот поворот.

— А могу я взглянуть? — заинтересовался Эрих. — Довольно любопытно. И когда она его написала?

— Дата стоит вчерашняя. Краузе, вы же знаете, что я не имею права передавать вам улики. Как и обсуждать этапы следствия. Вы внештатный сотрудник! Я делаю это только из-за моего к вам расположения. Иногда вы даёте действительно ценные советы, а у меня не так много толковых помощников.

— Винк, вы же меня знаете! — Эрих даже прижал ладонь к груди. — Всё, что сказано в пределах этого кабинета или даже управления, тут и останется.

— Знаю, знаю, — проворчал инспектор.

— И потом, я не прошу передать мне вещественное доказательство, я прошу лишь взглянуть на него.

— Ладно, — смирился Винк. — Дам распоряжение Брендону из канцелярии, подойдёте потом к нему. Ещё есть один ненадёжный свидетель, который утверждает, что видел де Беккер с каким-то представительным молодым повесой. Якобы голубки мило беседовали, хотя эта де Беккер, чёрт бы её взял, числилась на тот момент невестой адвокатишки.

— Хм… И где этих «голубков» видели?

— Позавчера, на выставке живописцев в Рейкс — музеуме.

— Э-э-э… Винк. — Эрих поднял голову и взглянул инспектору в глаза. — Должен вам признаться, что… Короче говоря, ваш свидетель не врёт, но тем самым повесой, как бы это подозрительно теперь ни звучало, был я.

Винк некоторое время молча и непонимающе смотрел на собеседника, а потом вдруг закашлялся. Ему даже пришлось некоторое время прикрывать рот платком.

— Вы… — Инспектор кашлянул ещё раз, сделал новую попытку прочистить горло, захрипел, но в итоге справился. — Вы были знакомы с убитой? — На лице Винка застыло озадаченное выражение.

— Не то чтобы близко, — признался Эрих, понимая, что рано или поздно эта информация так или иначе всплывёт. — Мы познакомились лишь три дня назад на приёме у бургомистра.

Глава 6

Клиника

Пригород Амстердама, наши дни

Эле показалось, что прошло минуты две, не больше, с того момента, как она отключилась. Это выглядело, по её ощущениям, как крепкий предутренний сон, когда ты погружаешься в него без остатка и представляешь, что проспала часа три, но трель будильника ясно даёт тебе понять, что прошло всего десять минут.

С другой стороны, за пару минут она вряд ли смогла бы перенестись в свою нынешнюю локацию.

Элис лежала на удобной и современной медицинской кушетке-кровати, а с внутренней стороны локтя была вставлена гибкая поливинилхлоридная трубка. Прозрачный шланг вёл к стойке капельницы с висящим на нём прозрачным мешочком с жидкостью. Чуть поодаль, установленный на перемещающуюся штангу, виднелся столик с медицинским оборудованием; некоторые кнопочки на аппаратах мигали. Из большого окна в помещение лился приятный приглушённый свет. Лёгкий тюль цвета морской воды создавал определённый уют. Всё вокруг в палате было выдержано в светло-салатовых тонах и выглядело аккуратно и чисто.

Эля повернула голову в другую сторону, чтобы окончательно осмотреться, и испытала некое потрясение. Оказывается, она лежала тут не одна. На соседней кушетке, отделённой от девушки блоками следящей аппаратуры, покоился некий молодой субъект. Глаза парня были открыты, и, судя по всему, он сейчас сосредоточенно разглядывал потолок.

Уловив Элино движение, субъект немедленно повернул голову на звук и радостно осклабился. Широкая улыбка констатировала отсутствие у него одного из верхних передних зубов.

— Быстро ты очнулась! — заявил парень на чистом русском. — Сразу видно…

— Сразу видно что? — недовольно пробормотала Эля, пытаясь разобраться со своим внутренним состоянием: вроде бы ничего не болело, голова не кружилась, тошноты не чувствовалось.

— Меня Ганс зовут, — вместо ответа сообщил парень, сев на кушетке и свесив ноги, обутые в тапочки. Облачён сосед по палате был в салатовый же медицинский халат. — Для близких — Гансик, — доверительно добавил он.

— А мы где? — поинтересовалась Эля, потому как этот вопрос занимал её сейчас более всего.

— В частной клинике, — с готовностью заявил новый знакомый, легко вскакивая на ноги.

Эля присмотрелась к парню получше. Возраст на вид года двадцать два — двадцать три, среднего роста, худощавый и с очень осунувшимся лицом: ввалившиеся щёки, впалые глаза. А большой нос пациента, наоборот, словно слишком выпячен вперёд. На голове — волосы коротким ёжиком.

— А почему ты по-русски разговариваешь? Мы разве не в Голландии… ну, то есть, я хотела сказать, не в Нидерландах?

— И в Голландии, и в Нидерландах, не парься, — успокоил её Ганс. — Что, по-твоему, тут русских, что ли, нет? Главный док тоже русский. Да и пациентов «наших» хватает.

Парень подошёл к кушетке